Биография

Стихотворения

Поэмы

Проза

Из записной книжки

Архив

Библиография

О поэзии Эдуарда Прониловера

 


Проза
2020

Коронавирусное   
Предохраняться по максимуму!
Похвала Сибири
Mooning – это жопопредставление
На севере Калифорнии
Краткое содержание одной утопии


 


КОРОНАВИРУСНОЕ

     Говорят, пришла беда – отворяй ворота. А вот в моей жизни – ничего не меняется. Туалетную бумагу я и раньше покупал с большим запасом, на несколько и более месяцев вперёд, у меня даже одалживали, но я никогда не требовал, чтоб вернули, – из мистических соображений. Помню, прочитал в «Тихом Доне», как русский солдат и немецкий солдат присели в чьём-то брошенном окопе по-большому, подняли глаза… и увидели друг друга. Никто на схватился за винтовку, не выстрелил во врага, а очень даже тепло распрощались они, потому что, как пишет автор, в Божьем деле все равны. А немец ещё сказал, что сразу понял, что его русский оппонент – тоже социал-демократ и что в будущих классовых войнах они окажутся в одном окопе не по нужде, а сознательно, отстаивая интересы трудящихся всего мира.
     Что ещё? Руки я и раньше мыл часто, подолгу, с мылом… Но раньше это считалось психическим заболеванием, а теперь называется профилактикой, и мне, мойдодыру, больше не стыдно смотреть людям в глаза.
     Что ещё?.. Ах да, надо пореже выходить из дома. Так я уже много лет и так никуда почти не выхожу: врачи, магазины, «Старбакс» по соседству – вот и всё. То есть не всё, но всё остальное – реже, чем вирус у нормального человека.
     Получается, что нечем мне ответить на вызов времени, все мои ответы – в прошлом, продолжаю жить, как жил.

14 марта 2020

 


ПРЕДОХРАНЯТЬСЯ ПО МАКСИМУМУ!

     Жизнь в ситуации полу-абсурда и с крошечным окошком надежд и возможностей рождает племя, сочиняющее великие анекдоты. Именно такой и была наша жизнь в позднем СССР, главным украшением которой стало творчество безымянных, по преимуществу, авторов, чей путь вряд ли завершался на Новодевичьем кладбище.
     Не секрет, что законы настоящего Юмора, как и законы настоящей Красоты, не поддаются определению, а созданное по этим законам можно только понять и почувствовать, но никак не объяснить. Потому что, как сказал поэт, «настоящее – неназываемо».1 Анекдоты могли быть какими угодно: политическими, просто смеха ради, обо всём сразу, а часто – напутствием: согражданам, современникам, первому встречному…
     «Бережёного Бог бережёт», – сказала монашка, надевая на морковку презерватив. Это был 1968 год, и юноша, то есть я, застонал и тихо покатился со смеху. За прошедшие десятилетия дошёл до меня, как модно нынче выражаться, глубинный смысл этого крохотного произведения устного народного творчества, которому есть аналог и среди наших поговорок: раз в год и палка стреляет. То есть лучше перебдеть, чем недобдеть, как учил гениальный Козьма Петрович Прутков.
     Когда несколько дней назад я хвастал, что угроза пандемии ничего не изменила в моём образе жизни, то это было правдой, а в известном смысле остаётся правдой и сейчас. И всё-таки некоторые изменения уже произошли. Я заказал изрядное количество целебных минералов, могучих витаминов и прочих волшебных добавок, а также резиновые перчатки, маску и – заодно уж! – тёплые тапочки и тазик для погружения в горячую воду окончаний нижних конечностей.
     Что послужило причиной этих внешне незначительных изменений в моей жизни, укрепляющих иммунную систему и продлевающих существование организма? Беспрецедентное давлением мировой общественности и государства? Возможно. Настоятельные просьбы и рекомендации ближайших родственников и дальних друзей? И это, конечно, тоже. Но ведь позади, можно сказать, целая жизнь, захватившая (не полностью, конечно) два тысячелетия нашей эры. За это время мировое сообщество и государство (то одно, то другое) уж как только не давили на меня по самым разным, серьёзным и дурацким, поводам. Уж чего только не успели за это время насоветовать мне друзья и родственники. Но разве всякий раз я поддавался давлению этого сообщества и его международных авторитетов и финансовых пирамид? Разве каждому совету близкого человека внимал я, наплевав на собственный покой и привычное жизнеустройство? Вот поэтому мне и кажется, что главная причина – в другом, и ноги её растут из 68 года.
ДРУЗЬЯ МОИ!
БУДЕМ ПРЕДОХРАНЯТЬСЯ ПО МАКСИМУМУ!!!
     Тогда, если всё же случится непоправимое, нам, по крайней мере, не будет стыдно, что не получили отсрочку исключительно из-за собственной лени и глупости.

22 марта 2020

1 Андрей Вознесенский.

 


ПОХВАЛА СИБИРИ

     Во времена моего детства был такой анекдот. Пролетает самолёт над Сибирью, а в нём группа туристов. Экскурсовод рассказывает: «Сейчас мы летим над Сибирью, где живут самые мужественные на свете люди. Всё им нипочём: и жаркое лето, и лютый мороз, и любая болезнь. Они пережили и голод, и разруху, и террор…» И тут писклявый старческий голосок с галёрки: «А вы их дустом не пробовали?»
     Это был довольно популярный анекдот, с вариациями, люди смеялись, и кто-то неизменно добавлял: «Да, крепка сибирская кость...», ну или что-нибудь в этом роде. Я смеялся вместе во всеми, а потом забыл его напрочь… и вспомнил, будучи уже молодым человеком. Вот при каких обстоятельствах.
     В течение, наверно, лет пятнадцати я довольно часто бывал в ЦДЛ (Центральном Доме литераторов). По большей части это была пустая трата времени, но всякий раз я придумывал себе резоны в пользу этих посещений, а истинные мотивы внятно объяснил сам себе и тем, кто поинтересуется, много позже, вот здесь:
http://mromm.com/p/ProniloverEduard-06.htm.1
     В самом конце 1978-го или начале 1979-го увидел там объявление, что такого-то числа в такой-то комнате творческое объединение критиков проводит обсуждение журнальной периодики за 1978 год. Я зашёл в объединение и спросил у ответственного секретаря, можно ли мне поприсутствовать на этом обсуждении. – Кто Вы? – спросила тётенька. Я назвал поэтический семинар при Комиссии по работе с молодыми литераторами, который посещал. – Приходите. – Я поблагодарил и через несколько дней пришёл на обсуждение. Критиков было человек 10–12, запомнились только три выступления: первые два и последнее. О первом из выступавших никогда прежде не слышал, и фамилия в памяти не задержалась. Он говорил о новых произведениях легендарной четвёрки предшествующего десятилетия2 (по крайней мере, троих из них), и в том числе о поэме Евтушенко, в которой, по мнению критика, поэт обнажил свою истрёпанную душу. После него выступил Вадим Кожинов. Как читатель я его знал, правда, немного, а вот как человек с ушами был много наслышан. Вначале Кожинов лягнул, как сказали бы сейчас его единомышленники, «либерастов», то есть предыдущего оратора и рекламируемых им авторов, мол, опять двадцать пять и сколько уже можно, мол, эти четверо давно уже никому неинтересны, а особенно истрёпанная душа Евтушенко, который завтра, может, напишет, как он в Ирландию летал рожать. «И что, – продолжал иронизировать критик, – прикажете это тоже читать? Скучно!»
     Потом у обстоятельного Кожинова пошла «патриотическая повестка»: конспирологические намёки и домашние заготовки с раздачей писателям титулов.
     Последний выступавший представлял, как напомнили, давая ему слово, «молодую поросль критического цеха». Молодость, реальная или «назначенная сверху», до 45 лет, всегда подчёркивалась. Это считалось проявлением отеческой заботы и гордости за подрастающее поколение, хотя на самом деле было простым окриком, чтобы молодые, реальные и мнимые, знали своё место. Молодого автора звали Владимир Вигилянский. Я слышал о нём от своих друзей, и его выступление стало не только последним, но и единственным, которое мне тогда понравилось – конкретностью и немногословием. Закончил он для всех неожиданно, сказав, что внимательнейшим образом перелопатил всю годовую периодику и понял, что из нашей литературы и журналистики практически исчезла отрицательная рецензия. Как оказалось, несмотря на всё обилие журналов, выходящих на русском языке на безмерных просторах нашей родины, за целый год такая рецензия была напечатана только в одном из них и только один раз. И тут началось то, что в отчётах о партийных съездах и пленумах в бытность Н. С. Хрущёва Первым секретарём ЦК КПСС, а тем более ещё и Председателем Совета Министров СССР, называлось «оживление в зале». Ну, это когда Никита Сергеич грозил Америке или рассказывал, как через 20 лет придёт изобилие, в котором все мы будем купаться по потребностям. Понятно, что присутствовавших в комнате писателей, людей преимущественно немолодых, ничем подобным удивить или оживить было теперь невозможно, ибо не только они, а всё население самой читающей страны в мире и выкупаться, в чём надо, успели уже не раз, и угроз в адрес Америки, а заодно и всех остальных слышали столько, что вряд ли могли угрозу эту от хорея отличить. Но вытянутая, как крокодил, комната вдруг словно посветлела и даже как будто расширилась! Догадываетесь, что их всех так обрадовало и поразило? Да, мужество! Мужество и, как сказали бы сейчас, суверенность автора рецензии, а главное – главного редактора, потому что в эпоху торжества хвалистики и гонений на ругистику3 во всём, что касалось отечественной печатной продукции, они не побоялись назвать дерьмо дерьмом или, скажем помягче, отсутствие золота – отсутствием золота.
     Наверно, всем уже ясно, что это был за журнал. А если кому не совсем ясно, то рекомендую глянуть на заголовок этого мемуара.
     Конечно же (да иначе и быть не могло!), это были издающиеся в Новосибирске «Сибирские огни». И вот тогда я вспомнил анекдот, услышанный в детстве, и, надеюсь, не слишком громко, сам для себя, повторил: «Воистину, крепка сибирская кость!».

6 мая 2020

1 Четвёртый абзац от конца, начните со слов «Я вот подумываю иногда…».
2 Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский.
3 Оба термина – хвалистика и ругистика – я слышал только однажды: в Риге, от зав. отделом критики ж-ла «Даугава» Леонида Гуревича; он ли изобрёл, не знаю.

 


MOONING – ЭТО ЖОПОПРЕДСТАВЛЕНИЕ

     А как ещё перевести mooning? По-моему, вариант, предложенный выше, – наиболее точный, и прошу ни в коем случае не путать вторую половину этого сложного слова со словом преставление, которое чаще встречается в другом сложном слове: светопреставление.
     Покончив с переводом, я решил проверить, а пытался ли хотя бы один из моих одноязычников слить эти две лексические единицы воедино. И выяснил, что, по крайней мере, один – точно пытался. И не просто пытался – а соединил: в точности, как я. Хотя и повод, и цели у него были совершенно другие. Дело в том, что в 2008 году в Штатах вышел порнушный видик «Аpprentass 8», который в русскоязычном пространстве перевели как «Жопопредставление». На каком основании? Понятия не имею. Но подозреваю, что там было много голых задниц.
     А теперь, как говорится, к сути и по порядку. Пару лет назад мне подарили две одинаковые футболки голубого цвета, на которых слева, прямо у сердца, красовалась эмблема: ещё более голубая луна, с белыми пятнышками, штришками, перевитая бледно-жёлтой лентой с надписью «Blue Moon». Голубая луна, значит… Память, конечно, сразу воспроизвела господ Моисеева и Трубача с их «Голубой луной», но поскольку риск нарваться на тех, кто ещё помнил этот дуэт, в Америке невелик, то ничто не мешало мне с удовольствием носить эти футболки, ни о чём не парясь. Особенно я любил появляться в них в пивной таверне «Голубая собака» на пересечении моей небольшой, похожей на пригород улицы с гигантским бульваром Сепулведа, который сначала, если на юг, уходит в горы, а потом спускается и тянется через весь Лос-Анджелес и ещё несколько городов нашего графства. Приходил обычно вечером, пил пиво и смотрел на бульвар, по которому, постепенно обрастая огнями, убегали в противоположные стороны потоки машин. Даже безо всяких добавочных стимуляторов обстановка располагала к возвышенным помыслам и мечтаньям, но именно голубые одежды, голубая луна и голубая собака всегда вносили в них недостающую лепту артистизма и мистики. Луна и собака всю жизнь вместе – символ, картина мира, одна из картин… Хотя бы вот это, самое знаменитое: «Давай с тобой полаем при луне / На тихую, бесшумную погоду».1 … Вечная связь! А тут ведь ещё и в одинаковый, не совсем обычный для луны и собаки цвет покрасили… Холодное пиво на вечерней веранде охлаждает тело, я начинаю поёживаться, и на спине, в движении, оживает ещё одна надпись: Moon Me On The Hill… В четыре строки… С многоточием в конце… Белым по голубому… Не зная всех тайн английского языка, я не мог сложить эти четыре знакомых слова вместе, в осмысленный текст, и думал, что в надписи использована какая-то идиома то ли с пропуском слова, то ли с нарушением грамматической нормы. А в тот вечер я, наверно, слишком яростно ёжился… или вслух вспоминал стихи про Джима, потому что на меня, точнее – на мою футболку обратила внимание пожилая пара за соседним столиком, и я услышал, как женщина шепчет мужчине загадочный текст на моей спине. И впервые мне захотелось узнать, а что, собственно, там написано. «Excuse me…», – начал я…
     Оба, он и она, страшно смутились – как на их месте смутился бы любой американец традиционного покроя: они поняли, что я слышал её шёпот, то есть они вторглись в моё личное пространство. Нарушили мою прайвэси!2 Но уже через несколько минут стало ясно, что гораздо больше их смущала необходимость разъяснить мне значение белой надписи на футболке. Короче, я ходил по городу с призывом: покажи мне свою задницу на холме.
     Дома полез в сеть-всезнайку и нашёл в английской Википедии обстоятельную статью3 о том, что mooning, переведённое мной как жопопредставление, – «это демонстрация своих голых ягодиц путем снятия одежды; например, когда, наклоняясь, приспускают заднюю половинку брюк и трусов. В англоязычном мире жопопредставление используется для выражения протеста, презрения, неуважения, с целью шокировать, пошутить, развеселить, а также как провокация и как форма эксгибиционизма».
     Также выяснил, что «с 1743 года луна в английском языке была распространенной метафорой ягодиц (их формы)». Зато аж с 1601 года глагол to moon означал «выставлять на (лунный) свет». Вот! Это как раз то самое, ради чего я, как пел выдающийся бард, «засел за словари»! Потому что слэнг, он и в Африке – слэнг, что с него взять? Но если твёрдо стоять на позициях зарубежной классической лексикографии начала семнадцатого века, то никто мне жопу не покажет, потому что хоть и со спины, но я обратился к луне, к небесам, ко всему, что способно сиять или управлять сиянием, с просьбой одарить меня светом, лунным светом, озарить им, пронзить, войти в меня и остаться хотя бы на полчаса или сколько там потребуется, пока я буду пребывать на этом холме, о котором сейчас ну просто никакого понятия не имею.
     Глубоко, облегчённо вздохнув и окончательно успокоившись, я продолжил чтение. Оказывается, почётный профессор из Канады г-н Ангус Макларен, крупнейший в мире авторитет в области сексуальности, даже задокументировал, что «"жопопредставление, или выставление своей задницы напоказ, дабы посрамить врага… имело длинную родословную в крестьянской культуре" на протяжении всего Средневековья и у многих народов». Понимаете? Посрамить врага… и так долго – всё Средневековье! А может, и дольше, в соседнюю эпоху перешло… просто профессор документов не нашёл. А кто у крестьянина главный враг во все века, а не только Средние? Это я и без документов могу сказать: любовник жены, лэндлорд (помещик, по-нашему), если у крестьянина своей земли нет, представитель местной администрации. Значит, всё-таки оружие борьбы, а не просто часть тела. У рабочего какое оружие? Правильно, булыжник. Ну а у крестьянина, получается, другое оружие… «дабы посрамить врага», согласно документам, найденным почётным профессором.
     Ещё вот это, тоже важно для понимания истории и прогресса. «В январе 2006 года окружной суд штата Мэриленд постановил, что жопопредставление является формой художественного выражения, защищённой Первой Поправкой как форма речи». То есть в Средние века – оружие борьбы, а в наш век, просвещённый и продвинутый, – форма художественного выражения. Сбылась мечта моего любимого пророка Исаии – перековали мечи на орала.
     Пожалуй, следует ещё добавить, что mooning также означает праздное блуждание и романтическую тоску. При желании можете прочитать эту статью из Англовики целиком, там не так много, ссылка дана ниже, кому надо – воспользуется автопереводчиком.

     Я продолжаю носить эти футболки с ещё большей благодарностью дарителю. Ведь они – моя связь с небом, и однажды, в редкий приход голубой луны, я окажусь на том холме, и она прольёт на меня свой свет.
     Что же касается моей недавней переводческой деятельности, то, разумеется, можно и нужноХотя бы вот это, самое знаменитое: «Давай с тобой полаем при луне / На тихую, бесшумную погоду» расширять перечень значений этого слова с его колоссальной содержательной потенцией. Но английский оригинал здесь вряд ли поможет. Потому что романтическую тоску уж точно жопопредставлением не назовёшь. Я даже насчёт праздного блуждания сильно сомневаюсь. Хотя в подходящий контекст его, конечно, можно засунуть. Ведь иной раз, праздно шатаясь, до чего только не додумаешься!.. Но основная работа всё равно предстоит носителям языка. Вот как, например, назвать происходящее с нами в этом далеко ещё не закончившемся году? Чтобы ярко, ёмко, хватко… По-моему, это самое настоящее ЖОПОПРЕДСТАВЛЕНИЕ. Исключительно метафорически. Даже никаких телодвижений не требуется. И луна далеко и не при чём.

22–23 июля 2020

1 Сергей Есенин, «Собаке Качалова».
2 Privacy (англ.) – частная жизнь (одно из значений).
3 См. ниже: https://en.wikipedia.org/wiki/Mooning#:~:text=Mooning%20is%20the%20act%20of,exposing%20the%20genitals%20or%20not.

 


НА СЕВЕРЕ КАЛИФОРНИИ

     Две недели назад мы с Колей предприняли небольшое, четырёхдневное, путешествие вдоль побережья в Северную Калифорнию: Монтерей, Салинас, Кармел. По пути на пару часов остановились в крохотном городке Морро-Бей – чуть более 10,000 чел., причём, население – по крайней мере в нулевые – сокращалось. Было такое впечатление, что домов больше, чем людей. На нескольких улочках (очевидно, Downtown) жизнь как бы кипела. С десяток кафешек и кофеен, в которых угощались по полтора-два человека. Мы тоже решили пополнить здешний национальный доход. Кофе оказалось вполне приличным. Выпечка тоже. Чуть дороговато, но оно и понятно: если при таком количестве народа цены будут умеренными, тем более низкими, ни один бизнес не выдержит.
     Воспетый Джоном Стейнбеком Монтерей – прекрасный, уютный, романтический город. Простор чистых улиц. Парки. Олени. Много исторических зданий. Здесь культ Джона и его творений. Вообще это город для жизни, любви, да и всего остального тоже, если по духу вы созерцатель, а не тусовщик и не слишком тщеславны.
     В Салинасе ничего примечательного, кроме дома, в котором родился (1902) и провёл детство и школьные годы Стейнбек. Естественно, в этом городе его тоже не забывают. Но сейчас дом-музей Стейнбеков закрыт из-за ковида. Я был в этих краях ровно четверть века назад. Правда, галопом по европам. Но музей тогда работал, хотя и не оставил почти никаких впечатлений. Возможно, настроение было неподходящее.
     Кармел, или Кармел-у-моря – сказка, конечно. Но такая… декоративно-курортная… Как населённый пункт был основан в начале прошлого века музыкантами, художниками, поэтами и прочей подобной публикой. Ну а потом там жили самые разные люди. И до сих пор живут, но, как я понимаю, не самые бедные. Кстати, именно здесь в июне 1949 года Джон Стейнбек встретился с актрисой и театральной деятельницей Элейн Скотт. На следующий год они поженились. Это был третий и последний брак лауреата Нобелевской премии по литературе (1962) Джона Стейнбека, длившийся до самой его смерти в 1968 году. Я читал у него только роман «Зима тревоги нашей» – одну из культовых книг в СССР в шестидесятые годы. «…Чтобы не погас еще один огонек…» Кажется, так… На всю жизнь запомнил. И ещё, тоже парень из Северной Калифорнии: «Постоянно повторялся один образ: густая листва, пронизанная солнечными лучами». Джек Лондон, «Мартин Иден» (тогда, четверть века назад, я у него тоже был: на ранчо в Глен-Эллен). Даже если за всю жизнь ничего больше не прочитать, кроме двух этих метафор, то, в принципе, можно продержаться довольно долго.
     Везде, где мы были с Колей, почти все шествовали в масках. Люди были запуганы не только службой здравоохранения и их добровольными помощниками в СМИ, но и табличками, грозившими штрафом не менее ста долларов за появление без маски вне дома. Я слышал, что, вроде бы, есть такой письменный запрет губернатора, но у нас в Лос-Анджелесе полно народу на улицах без маски. Да и табличек этих я не видел. То есть в магазинах и офисах все в масках, а на свежем воздухе – не все, включая меня и Колю. Я просто держу маску в руке, иногда в кармане, но на улице дышу, как в том анекдоте, «всем ротом и носом». В Северной Калифорнии мы своим принципам не изменили, но я всё-таки оглядывался по сторонам: нет ли полиции. Коля говорил, что он даже хочет, чтобы его оштрафовали, чтобы потом показывать этот несчастный квиток детям и внукам, дабы знали они, в какие дикие времена довелось жить их отцу и деду. Но меня лично штраф ни с какого боку не устраивал, тем более что обещали ведь не менее ста долларов. Значит, могут содрать и больше.

12 ноября 2020

 


КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ОДНОЙ УТОПИИ

1. Сеанс психотерапии
     В эпоху невиданного расцвета СМИ, особенно интернета, расширение значений многих терминов неизбежно, но бесконечное расширение приводит к утрате всех значений, и в массовом сознании на их месте остаются пустышки, вылетающие из «громкоговорителей» и производящие в голове кашу. Каждого из нас какие-то песенки из этой оперы задевают и раздражают больше, какие-то меньше. Помню, как изумило и впечатлило меня, когда лет десять с лишним назад в марксисты и строители социализма записали такого довольно традиционного буржуазно-демократического деятеля, как тогдашний президент Барак Обама. С тех пор список «марксистов» и «строителей социализма» постоянно и активно пополняется – то за счёт отдельных личностей, а то и путём внесения в него целых организаций. И речь не только о США… А с другой стороны, мы по-прежнему читаем и слышим о стране победившего социализма, якобы существовавшей на территории нынешнего постсоветского пространства. То есть другая страна на этой территории действительно была… социализма там не было… Как не было и нет его ни в Китае, ни на Кубе, ни в Северной Корее… Как не было его в других странах Европы и Азии, где были использованы те или иные варианты большевистской модели. Если, конечно, называть социализмом не всё, что в голову взбредёт, а именно то общественное устройство, о котором писал Маркс. Когда-то давно я написал эссе на эту тему, но по какой-то причине (может, лень?) не коснулся в нём одного очень важного вопроса: о том непременном – главном! – условии, при котором, по

 

Марксу, может быть построено социалистическое/коммунистическое общество. С тех пор это упущение потихоньку грызёт меня, а вышеупомянутое раздражение в связи с опустошением содержания терминов нарастает, и это отвратительное сочетание внутри грызущего зверька и действующего извне раздражителя перманентно вырабатывает избыточный для памяти груз… По Хемингуэю, от такого груза можно освободиться, избавиться, написав о нём. Так что заметки эти носят, прежде всего, психотерапевтический характер, но, если при этом они кому-нибудь покажутся интересными, я буду только рад. 

2. В саркофаг вместе с Теорией
     За всю жизнь я не встретил ни одного человека, который бы знал Теорию научного коммунизма, то есть как Маркс представлял себе коммунистическое устройство и путь к нему. Не в том смысле не встретил, что все они вымерли, нет, конечно, но… просто встретиться не довелось. Наверно, всё-таки их было мало, а с годами стало ещё меньше… Только из одних уст и узнал я правду об этой Теории, но человека уже не было. Он умер, когда отцу моему было четыре года, а маме только ещё предстояло через два года родиться. Человека положили в прозрачный саркофаг и спрятали на Красной площади. Вместе с Теорией научного коммунизма. Вначале в одной деревянной коробке, потом в другой и, наконец, в коробке из гранита, чёрного лабрадора и карельского порфира. Они там до сих пор спрятаны. Но прежде, чем умереть, человек захватил едва ли не единоличную власть в огромной стране и сразу же – как практик – стал поступать С ТОЧНОСТЬЮ ДО НАОБОРОТ по отношению к тому, к чему как теоретик и публицист-популяризатор призывал в брошюре «Государство и революция», написанной всего-то за несколько месяцев до захвата власти. Прошу учесть, что речь пока не идёт о том, хороша эта модель или не очень, реальна или совсем не реальна, словом, никаких оценок и прогнозов. Мы просто на неё, модель, посмотрим.

3. О великой тайне большевиков
     Выступая на первом после Октябрьского переворота партийном съезде, Ленин сказал: «Для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся. Это – гигантски трудная задача. Но социализма не может ввести меньшинство – партия. Его могут ввести десятки миллионов, когда они научатся это делать сами». Это цитата из пятого, последнего, полного собрания сочинений Ленина, и текст соответствует оригиналу. Но так было не всегда.
     В самом начале семидесятых, когда я искренне заинтересовался «неучебниковым» марксизмом, до первого собрания ленинских сочинений добраться так и не довелось. Второе (30 томов, изданных в 1925–1932 г. г.) было у меня дома, и я прочитал его практически полностью (сверяя некоторые тексты с другими, более поздними, собраниями). Именно в этом, домашнем, собрании я впервые увидел только что процитированный текст, однако выглядел он несколько иначе. То есть только третье предложение: «Но социализма не может ввести меньшинство партии». Всего-то делов – пропустили тире да изменили падеж: с именительного на родительный. А в результате – полная белиберда. Можете поэкспериментировать: замените оригинал этой фальшивкой и прочитайте цитату заново. И получится, что партия должна охватывать «поголовно всех трудящихся», т. е. всё взрослое население страны. Но ведь тогда партия – не партия, тем более с учётом ленинских представлений о революционно-марксисткой партии, а нечто вроде профсоюза, комсомола (только без возрастных ограничений), добровольно-спортивного общества и т. д. Возникают два вопроса: чего испугались поначалу и почему всё-таки, спустя десятилетия, вернулись к подлиннику?
     На первый вопрос ответить проще. Дело в том, что вождь и учитель «проговорился»… можно сказать, проболтался и выдал проклятым буржуинам, а заодно и «всем трудящимся поголовно» великую тайну мальчишей-кибальчишей, а именно: при социализме никаких партий уже нет и быть не может, потому что при социализме они нафиг никому не нужны, потому что и государства-то как такового уже почти нет, то есть в процессе отмирания государства с началом социалистической революции при социализме сохраняются лишь некоторые из его функций по учёту и контролю, а подавлять практически уже некого и не за что.
     Что касается ответа на второй вопрос, то вначале я подумал, что, скорее всего, это, с одной стороны, результат остаточных явлений Оттепели, а с другой – отсутствие должного рвения в лице контролирующих идеологических структур, ибо такие теоретические кренделя даже в провозглашённую эпоху мирного сосуществования Кремлю были явно не ко двору (годы издания 5-го ПСС: 1958–1966), тем более что заморозки начались ещё при самом Никите Сергеиче (а вовсе не после его снятия, как часто принято думать). В общем, как бы то ни было, – но проскочило, поскольку в те годы тоненький дух свободы и правдоискательства ещё долго пыхтел и кашлял над бескрайними просторами нашей родины, хотя и мало кому был виден, тем более – необходим. Так думалось мне поначалу, по горячим следам, так сказать. Однако всё оказалось гораздо проще. Я это понял, когда в руках у меня оказался 27-й том четвёртого собрания ленинских сочинений, изданный в 1950-м году. Там этот текст выглядел точно так же, как и в пятом собрании, то есть без искажений. После третьего собрания, изданного в те же годы, что и второе, и с тем же самым искажением, прошло почти двадцать лет. Давно отшумели идейные и идейно-карьерные битвы 20-х, и пыль от них уже не поднималась ни в заводских и молодёжных клубах, ни во дворцах и залах, предназначенных для партсъездов и конференций. Очевидно, считалось, что за столь немалый срок мозги трудящихся и их наставников отшлифованы до такой степени необратимости происходящих в них процессов, что излишняя «болтливость» Ильича уже не повредит делу фиктивного социализма, а вот сфальсифицированный текст в случае его обнаружения навредить при известных обстоятельствах может.

4. Смотрим в книгу, видим фигу
     Ключ к пониманию Теории научного коммунизма – в идее ОТМИРАЮЩЕГО ГОСУДАРСТВА. Интересующихся деталями и аргументацией, я с полной ответственностью отсылаю к уже упомянутой брошюре «Государство и революция», особенно её главам: II (разделы 1, 2), III (разделы 2, 3), V (разделы 3, 4). Рекомендованные главы – это страниц двадцать пять обычного формата, много времени не займут. Зато там удачно собрано и ясным, общедоступным языком изложено всё, что требуется знать по теме «Маркс: путь к социализму. Низшая и высшая фазы социалистического/коммунистического общества». С точки зрения большевистской послеоктябрьской идеологии брошюра эта, главное её содержание, – сущая крамола. Но поскольку подавляющее большинство потенциальных читателей так никогда её и не прочитало, а подавляющему большинству прочитавших просто в голову не могло прийти, что Ленин пишет крамолу, то они, подобно гоголевскому Селифану, содержанием особо не затруднялись, а просто соединяли буквы в слова, слова в предложения, и в лучшем случае содержание это отправлялось в область бессознательного, минуя память. В ином же случае на месте реального текста глаза видели текст ОЖИДАЕМЫЙ, и именно он, привычный и безопасный, оседал в памяти. Вот, например, написано в первом разделе второй главы: «По Марксу, пролетариату нужно лишь отмирающее государство, т. е. устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать». А человек смотрит в книгу и… читает: «Вся власть советам!» Или так, из второго раздела второй главы: «Пролетарское государство сейчас же после его победы начнет отмирать, ибо в обществе без классовых противоречий государство не нужно и невозможно». А человек смотрит на чёрные значки на листе бумаге и проговаривает про себя: «Да здравствует союз пролетариата и беднейшего крестьянства!» Если вы скажете, что всё не так и я злоупотребляю гиперболой и сарказмом, то я лишь отчасти соглашусь с вами: да, преувеличиваю… но не слишком; уж так устроена наша психика, что зачастую все мы именно так и читаем.
     Но вернёмся к двум только что процитированным ленинским высказываниям. По Марксу, есть только один путь к социализму/коммунизму – это уничтожение старой государственной машины и создание на её месте принципиально нового государства, которое немедленно, с самого момента своего создания, начинает отмирать и не может не отмереть. Как это происходит? Вспомним ещё одну цитату, начало предыдущего поста: «Для нас важно привлечение к управлению государством поголовно всех трудящихся». Причём происходит это на всех государственных уровнях – от самых низших до самых высших. Естественно – через «обучение делу государственного управления» (Ленин), поскольку «мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством» (Ленин, обе цитаты из статьи «Удержат ли большевики государственную власть?», опубликованной в октябре 1917 года). «Вместо особых учреждений привилегированного меньшинства (привилегированное чиновничество, начальство постоянной армии), само большинство может непосредственно выполнять это, а чем более всенародным становится самое выполнение функций государственной власти, тем меньше становится надобности в этой власти». И далее, о появлении такого государственного устройства, «когда все более упрощающиеся функции надсмотра и отчетности будут выполняться всеми по очереди, будут затем становиться привычкой и, наконец, отпадут как особые функции особого слоя людей» (Ленин, «Государство и революция»).
     Ещё раз повторю, что пока мы не обсуждаем реалистичность/нереалистичность этих надежд и требований, а только смотрим на модель, предложенную социал-демократам и рабочим в 19-м веке. О том, как представляли себе профессиональное и функционально-должностное распределение при социализме/коммунизме социал-демократические романтики прошлого, в том числе марксисты, красноречиво свидетельствует вот этот отрывок из «Анти-Дюринга» Энгельса: «Настанет время, когда не будет ни тачечников, ни архитекторов по профессии и когда человек, который в течение получаса давал указания как архитектор, будет затем в течение некоторого времени толкать тачку, пока не явится опять необходимость в его деятельности как архитектора. Хорош был бы социализм, увековечивающий профессиональных тачечников!».
     Всё в той же ленинской брошюре «Государство и революция», вот в этом отрывке, мы находим не менее романтический взгляд в будущее, от которого у меня когда-то просто дух захватывало: «Когда все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль… тогда уклонение от этого всенародного учета и контроля неизбежно сделается таким неимоверно трудным, таким редчайшим исключением, будет сопровождаться, вероятно, таким быстрым и серьезным наказанием.., что необходимость соблюдать несложные, основные правила всякого человеческого общежития очень скоро станет привычкой. И тогда будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе, а вместе с тем к полному отмиранию государства».

5. Где промахнулся Маркс? Подсказка из Казани
     Когда-то очень давно один из моих близких друзей рассказал мне, что бывал в Казани и там, в музее Ленина, увидев копию выпускного свидетельства студента Берлинского университета Карла Маркса, понял причину главных заблуждений нашего основоположника по части будущего человечества: успехи Маркса по антропологии были достаточно скромными. Уже много лет спустя я тоже увидел копию не только этого, но и других выпускных свидетельств юного и молодого Маркса. Шкала оценок в университетах выглядела примерно следующим образом: с превосходным прилежанием и вниманием; с отличным прилежанием; весьма прилежно и с постоянным вниманием; весьма прилежно и внимательно; прилежно и внимательно; прилежно. То есть «прилежно» – это что-то вроде «удовлетворительно», на хорошую, крепкую «троечку». Именно так и оценивались антропологические знания студента Маркса. Конечно, вывод моего друга можно считать шуткой, тем более что в дальнейшем Маркс наверняка как-то углублял свои познания и в этой области, но, как показывает Теория научного коммунизма, толку от этого было не так уж много.
     Дело в том, что создать отмирающее государство НЕВОЗМОЖНО: это противоречит человеческой природе и, следовательно, природе человеческого общества. Ведь ЛЮБОЕ государственное устройство стремится к самосохранению и самоусилению. Да, оно может разрушаться глупыми и неумелыми действиями чиновников, но оно никогда не ставит и не будет ставить своей задачей самоликвидацию – даже в такой похвальной форме как передача своих функций народу. И никогда никакой слой чиновников, даже самого пролетарского происхождения и самого революционного воспитания, не откажется от своих кресел, чтобы, подобно энгельсовскому архитектору, «в течение некоторого времени толкать тачку», пока их задницы опять не будут востребованы в те же самые кресла. «А вдруг обратно не позовут?» – подумает каждый из них. И будет прав! Среди миллиона людей, наверно, можно найти одного бесконечного альтруиста, вроде Роберта Оуэна, а то и его не найдёшь. «Коммунисты стали бюрократами, – писал Ленин в 1922 году. – Если что нас погубит, то это». А разве сам он не стал бюрократом в первый же день прихода к власти? Разве ради удержания этой власти не был готов на всё или почти на всё? Мотивы в данном случае не имеют значения, ибо государство не может стать отмирающим, если не было таковым С САМОГО НАЧАЛА. Вспомним и ещё раз процитируем: «По Марксу, пролетариату нужно лишь отмирающее государство, т. е. устроенное так, чтобы оно немедленно начало отмирать и не могло не отмирать».           
     Но, предположим, не всё так печально, как кажется, и природа вложила в сердца человеческие гораздо больше человеколюбия и альтруизма, чем можно подумать, изучая историю и наблюдая современность. Пытаясь оправдать большевизм и полностью свалить на исторические условия установление в стране тоталитарного режима (в первые годы Перестройки опасливо называемого АКС – административно-командная система), Троцкий так писал в своём двухтомнике «Сталин»: «Три года гражданской войны наложили неизгладимую печать на советское государство уже тем одним, что создали широкий слой администраторов, привыкших командовать и требовать безусловного повиновения». Спрашивается, а разве большевистские вожди, ещё до революции, не предупреждали своих однопартийцев и рабочих, что, взяв власть, пролетариат сможет удержать её только путём беспощадного подавления сопротивления эксплуататоров и их пособников? С другой стороны, согласно марксизму, революционная диктатура пролетариата – это единственно возможная форма отмирающего государства. А не похоже ли сочетание этих терминов на своеобразный оксюморон? И тогда возникает ещё один вопрос: каким таким чудесным образом можно создать государство для одновременного выполнения двух прямо противоположных функций: функция беспощадного подавления своих противников и функция самоликвидации? Тем более если этому государству предстоит не просто появиться в условиях враждебного иноземного окружения, но и какое-то время в этих условиях существовать.
     Есть ещё один важный аспект. Маркс описывает высшую фазу коммунистического общества, на которой государство отомрёт полностью: «…Когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком... лишь тогда... общество сможет написать на сво-ём знамени: "Каждый по способностям, каждому по потребностям!"» («Критика Готской программы»). Но проблема в том, что спрос всегда опережает предложение. И как бы всесторонне развиты ни были индивиды, как бы высоко ни выросли научно-технический уровень и производительные силы, опережение это всё равно остаётся. Всегда будет изобретаться и производиться некий «волшебный» продукт, которым невозможно сразу и одновременно обеспечить миллиарды людей, миллионы семей (если институт семьи сохранится). Несложно разработать справедливую схему, по которой продукт этот, будь то лекарство от очередной новейшей заразы или межпланетный корабль, до начала массового производства будут получать те немногие, кому он в данный момент необходимее. Но как эту схему реализовать, чтобы никто не позавидовал, не посчитал себя несправедливо обойдённым, обиженным? Я не читаю научную и прочую фантастику, но уверен, что есть много книг, в которых подобные ситуации «из будущего» подробно описаны. Но если не получается «каждому по потребностям», то "высшая фаза" – фактическое равенство – недостижима, и поэтому полное отмирание государства невозможно, даже если предположить, что это несбыточное отмирающее (выходит, не до конца) государство удастся создать, чтобы такими же несбыточными тропами добраться-таки до "низшей фазы" коммунизма, «которую обычно зовут социализмом» (Ленин). Впрочем, для нашей темы выводы второстепенны. Ведь главной целью было просто посмотреть на модель.

6. Заключение
     Вот и всё, что я хотел написать. Ну и – вдобавок к уже сказанному – ещё пару слов о герое поста. Свою трудовую деятельность Владимир Ульянов начинал как революционный мечтатель. Продолжал как гениальный организатор и яркий (хотя и хамоватый) публицист. Закончил как серийный убийца. Но искалеченная идея, породившая массовый террор и – вольно и невольно – использованная для создания новых/забытых старых форм эксплуатации при полном политическом, а отчасти и гражданском бесправии народа (вместо обещанного массового управления обществом и государством) не могла бы выжить в социальном вакууме. Поэтому было бы несправедливо умолчать, что многие социальные программы, инициированные и реализованные Лениным, его соратниками и политическими преемниками, были действительно превосходны и более полувека создавали видимость народовластия и общенародной собственности.

Декабрь 2020

 

 



БиографияСтихотворения Поэмы Проза Из записной книжки
АрхивБиблиографияО поэзии Эдуарда Прониловера