Биография

Стихотворения

Поэмы

Проза

Из записной книжки

Архив

Библиография

О поэзии Эдуарда Прониловера

 


Стихотворения разных лет

«Среди стволов неузнаваемых…»    
«Сердись. А лучше - не сердись…» 
Маяковский    
Немного диалектики
«Люблю утро…»   
«Оттаивает стонущий карниз…»  
Филологические верлибры    
1. «люди похожи на звуки…»    
2. «ты говорила говорила…»   
Осень    
«Солнечный зайчик…»   
«В засохшей паутине жёлудь…»  
«Транзистор на книжном шкафу говорит мне…»
«Мне снился длинный двухэтажный…»   
«Остался прежним мой маршрут…»   
«Осень славы лишена…»   
После дождя   
«В горах тихо…»
Опыт маразма в стихах   
«Зеркальные круги…»   
«Луны не узнавало утро…»
Востряковское кладбище   
«Хоть сладкий сок черносмородинный…»   
Сонет 66 («Не оду, не поэму, не венок...»)    
«Я помню снег пятидесятых…»   
«Уеду - не узнаете…»   
«Розовые камни…»   
«Осветил зелёный луч…»   
«В пустом лесу на склоне дня…»   
«Попробуй, домысли…»   
Ангина    
Грачёвка    
Сонет («Ещё не вечер и уже не день...»)     
«Тихим светом озарился…»   
«Посижу да папироску покурю…»   
Картина неизвестного художника    
«сеяли пахали…»   
«Нахохлился, скуксился…»   
«Жили-были на земле…»   
«Листья падают…»   
Стихи о прекрасной даме   
«Дом в зелёном, на зелёном…»  
Диптих   
1. «Я качаюсь в гамаке...»   
2. «Кач-кач кач-кач...»    
Поэт    
Строители     
Школьный парк    
Часы    
«А ещё на печи хлеб румяный, хотя и вчерашний…»   
Демонстрация   
«Эту ношу поднять не поможет Господь…»       
«Мы жили дольше наших лет…»  
Гирлянда   
«Сяду в электричку…»    
«Тот мир - не больше запятой…»     
«Сумерки. Зелёное поле…»    
«Иду-бреду…»    
«Устал от изобилья август…»   
«Август. Звёзды в глазах…»   
«Всё ярче и безудержней огонь…»  
«Что там, за смертью? Вечный покой?..»  
Лос-Анджелес  
«Шептали: Слава Богу, слава Богу…»  
Песенка об Америке   
Стихи о луне   
1. «Тихо в городе чужом…»   
2. «Зелёный стол, два белых стула…»    
День благодарения
«печальная мелодия…»   
«Я в двух диаспорах живу…»   
«Это ветер слепой, это зрячая тьма…»   
«мрамор в заснеженных дебрях памяти…»   
Утро в долине Сан-Фернандо   
Другу   
Сонет («Закат плывёт и по горизонтали…»)   
Социальный заказ   
Нелегалка   
Зеркальный сонет   
интернационализм по-калифорнийски   
Кафе «Клозери де Лила»  
Стихи о вере, надежде, любви  
Еврей   
Дана Пойнт   
1. «Дана Пойнт. Раным-рано…»   
2. «Я щёлкнул, и застыло в кадре…»   
Банальные стихи   
Поздняя осень   
1. «Дождь разбудит ранней ранью…»   
2. «Жили-жили – и растаяли…»   
"God Bless America"    
Колобок   
«От читателя не скрою…»   
Михаилу Прониловеру - художнику, воину, бухгалтеру   
В дебрях экзистенциализма   
Диптих о поэзии и поэтах   
1. Поэт - слуга народа   
2. Зачатие и рождение стихотворения   
Элегия   
Первое утро отпуска   
Приближение старости, или воспоминание о Новой Земле   
Эхо Новой Земли, или лето в Белушьей Губе   
таперича и бывалочи   
глаза и уши   
Мафия   
Майские стихи   
Арлета   
«Я бегу из России…»   
Небесная карта Центральной Америки…   
Сон Авраама   
игра слов   
Отрывок   
Рисовальщик    
Штампы о штампах   
Amazona barbadensis   
Стихи о бабочках   
1. «Всё больше тех, кого уж нет…»   
2. «Это бабочкин сад…»   
3. «Глупая капустница…»   
4. «Листья – как бабочки…»   
В кофейне, в Маленьком Тегеране   
1. Надира   
2. Интернационал   
3. Статус-кво   
Колыбельная   
Восьмистишия о бессмертии   
1. «В быту, в пространствах, в тишине…»   
2. «Закрыл глаза, но не простился…»   
Una poesiola sentimentale   
матьтрёшка   
Фотография  
«нету ночи нету дня…»   
Баллада о Тихом океане   
Сентиментальное   
За Коралловым каньоном   
На патио   
Оптимистическое    
«Всё громче звук Божественной трубы…»  
тихуана   
Венис-Бич   
1. «Парусники… Венис-Бич…»   
2. «Так было и так будет – жить нигде…»  
Утреннее   
Инструкция   
Диптих   
1. «Пустынно. Графитные сумерки…»   
2. «Трава возле рва…»   
На балконе   
Читая классиков   
Отзвук   
Раннее утро   
Последний шанс   
Екклесиаст   
«Кусочек счастья – Венис-Бич…»   
«Горит огонь на берегу…»    
Простая арифметика   
«Судьба играет человеком…»   
Первая любовь   
«Перестанем удивляться…»   

 

 

* * *

Среди стволов неузнаваемых
горел оставленный ковчег.
На сопках, солнцем освещаемых,
янтарно подымался снег,
пока в низинах листья падали
потоком алого дождя
и где-то между складок прятали
глаза немытого вождя.

Над плоскою озёрной маскою
сверкнёт - один, второй клинок...
Тяжеловесной ртутной массою
волна собьёт нестойких с ног,
пока они отпрянут, слушая
глухое пение на дне.

И водоросли равнодушия
затихнут где-то в глубине.

1973

 

* * *

Сердись. А лучше - не сердись.
В конце концов, важней здоровье.
Болеют нынче, приглядись,
мордастые - и нам не ровня.

Не страшен мне ни денег сор,
ни сытого покоя вирус,
ни даже то, что до сих пор
зуб мудрости так и не вырос.

Я лишь боюсь, что кончен век,
что в прошлом - и любовь, и выбор...
Смотри, какой тяжёлый снег
с утра пораньше выпал.

1973

 

МАЯКОВСКИЙ

День выдохся. Дома остыли.
И сгинул ветер за рекой.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Он вырос, будто гром в пустыне,
над сутолокой городской.

Не тот, что по заборам писан
и по газетам разнесён.
Вот так - без вызова, без визы,
сквозь наслоения времён!..

Где изумления оковы?
Нагнав поэта у ларька,
в плечо толкнул я: «Маяковский!» 
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Насквозь прошла моя рука.

Стоим в оцепененьи оба.
Потом он прыснул: «Ну и прыть...
Лопата вот.
Вот крышка гроба.
Тебе придётся, парень, рыть».
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 

Я возвращался поздно ночью.
Не видно было ни души.
Лишь ветер кочевал по кочкам
новоокраинной глуши.

Страна огромная до срока
чужую тайну берегла.
И выстрел в собственные строки
ещё гремел из-за угла.

1973

 

НЕМНОГО ДИАЛЕКТИКИ

девятнадцатый век
выдумывал идеи
двадцатый век
смеялся над ними
двадцать первый -
будет над ними плакать

1975

 

* * *

люблю утро
надувные лодки облаков
луж серебряные пятна
пронзительность пространства
по ту сторону времени
утро

1975

 

* * *

Оттаивает стонущий карниз.
Давайте чай заварим, домоседы.
Ни зги не видно. Гости разбрелись.
Как затянулся вечер без беседы...

Печальный получился юбилей:
шли гости не с подарками - с повинной.
Любимый угол в комнате моей
у потолка затянут паутиной.

Там раньше жил один паук большой,
а нынче - Боже! - целое семейство.
И в школу самый маленький пошёл,
и вы над ним, пожалуйста, не смейтесь.

Он все азы познает в свой черёд
и, сверх того, познает страсти даже,
и с треском паутину разорвёт,
родителей послав куда подальше...

Как землю, обойдёт он все углы,
пока не убедится: их четыре,
и возвратится к старикам, увы,
и жизнь пойдёт хоть без любви, но в мире.

И всё же мы не будем им мешать,
оставим наши каверзы-прогнозы.
В их тёплой паутине тишь да гладь
сулят сердечность, лакомства да розы.

Чай закипел. Пора опять за стол.
Что говорить! Поэты измельчали.
Не любит нынче их прекрасный пол.
Да и за что любить? За чашку чая?

На улице и грязь, и грусть, и склизь.
Сосед за стенкой изучает «Веды».
Ни зги не видно. Гости разбрелись.
И слава Богу... Лучше - без беседы.

Попьём чайку, пока последний снег
во тьме напоминает дыма клочья...
Как затянулся долгий этот век.
И только годы - росписи короче.

1976

 

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ ВЕРЛИБРЫ

1
люди похожи на звуки
есть добрые как гласные
есть звонкие как согласные
есть шипящие и свистящие
но хуже всех
ко всему глухие и со всем согласные

2
ты говорила говорила
слова текли сыпались заполняли пространство
уже не хватало кислорода
а рот изобилия всё продолжал плодоносить
а я слушал тебя и думал
как он в сущности беззащитен
великий и могучий русский язык

1976

 

ОСЕНЬ

в городе окольцованном одинокими окраинами
в городе заваленном молчаливыми осенними дождями
в городе где погибают самые близкие
я пишу стихи о городе

1976

 

* * *

Солнечный зайчик
выкидывал сальто.
Прямо со стёкол
слетал до асфальта.

Вон под колёсами
пляшет и вьётся.
Знает, наверно,
что всё обойдётся.

1976

 

* * *

В засохшей паутине жёлудь
чуть светится, как за слюдой.
Салатовый, зелёный, жёлтый,
багровый лист и лист седой,
дай Бог им всем дожить до завтра
в чужой и ветреной игре,
когда, исполнена азарта,
чудит природа в октябре.
И ожиданье скорой стужи
асфальт вбивает в каблуки.
Потерянно сыреют в луже
раздавленные коробки.
Среди разорванной бумаги,
пустых бутылок и скамей
по скверам бедствуют ватаги
свинцово-серых голубей.
Смещаются и блекнут краски;
дурман гнилья и дождь на час.
Вон светофор нам строит глазки:
зелёный, жёлтый, красный глаз.
Всё обнажённее стремленья
к тому, чего не миновать.
Но на краю перерожденья
природе нечего скрывать.
И в разрастающемся гуде
мне сомневаться не резон,
что станут откровенней люди
хотя бы на один сезон.

1976

 

* * *

Транзистор на книжном шкафу говорит мне:
«Будь современным».
Подсвечник на письменном столе говорит мне:
«Будь старомодным».
Любимая говорит мне:
«Будь практичным».
Подонки говорят мне:
«Будь человеком».
Совесть говорит мне:
«Возненавидь себя».

Я внимательно изучаю предметы и явления
и замечаю,
что транзистор действительно задыхается от
современности,
что подсвечник действительно темнеет от
старомодности,
что любимая действительно влюблена в
практичность,
что подонки действительно вышли в
люди...
О моя бедная совесть... Мне действительно не
по себе.

1977

 

* * *

Мне снился длинный двухэтажный
одноподъездный серый дом,
и затвердевший лист бумажный,
что небом ласково зовём.

Мне снился берег каменистый,
и гул охрипших голосов,
и полдень, ветреный и низкий,
и лай полуголодных псов.

Там были улицы пустыми,
там белою была волна.
Я позабыл страны той имя.
Но помню, что была страна.

По лестнице поднявшись в доме,
я дверь открыл в неяркий свет.
Кругом всё то же было, кроме
моих любимых сигарет.

Я в комнату прошёл неловко.
Всё та же старая семья.
- Окончена командировка.
Как жили вы здесь без меня?

Я был похож на скомороха,
успевшего лишь в похвальбе.
Один сказал: «Жилось неплохо».
Другой спросил: «А как тебе?» 

Но, улыбнувшись еле-еле,
я только вымолвил в ответ:
«Ребята, как вы постарели!
По сколько же теперь нам лет?» 

- А ты б ещё спросил, кто холост,
кто вдовым стал, а кто - жених! -
И страшный хохот, словно холод,
раздался в стёклах и затих.

Я продолжал, слегка задетый,
что старое пошло на слом,
что все обиды и обеты
сгорели меж добром и злом.

Так что ж сводить друг с другом счёты?
Нам стычки помнить - не резон.
Они сказали хором: «Что ты!
Глаз - вон. Таков у нас закон»  -

и стали заниматься делом,
с достоинством и не спеша.
Всё на места вернулось в целом,
и успокоилась душа.

И в чёрном небе одиноко
над миром снега, ветра, льда,
как жизни обновлённой око,
горела Севера звезда.

1977

 

* * *

Остался прежним мой маршрут.
Троллейбус старенький трясётся,
и вечный светофор, как шут,
глазами разными смеётся.

Поправший прах земли асфальт
уходит в гущу серых зданий,
где слышен дребезжащий вальс
из мира страшных испытаний.

И я решаю не один
невыполнимые задачи.
Вон похудевший магазин
погряз в духовной недостаче.

А мы, как жёлтая трава,
от автоматов и бессонниц.
Пищит молва, парят слова,
вокруг такая невесомость,

что будь в нас, любящих дела,
ещё хоть каплей меньше мысли,
то наши бренные тела
с утра б над городом повисли.

Но времени поток не смыл
предначертания благого.
Мы к вечеру, утратив смысл,
отяжелеем... от д р у г о г о.

А ночью, закусив губу,
ты спишь, как простыни отглажен,
спокойный за свою судьбу,
за судьбы мира и сограждан.

1977

 

* * *

Осень славы лишена.
За окошком - тишина.
За окошком тает свет.
Лист упавший - ветра след.

За окошком - ни души.
За окошком - камыши.
Лист кружится, не спеша.
Вся в смятении душа.
Это - утки вдоль пруда.
Это - тёмная вода.
Это - дождь к воде прильнул,
в тёплой тине утонул,
снова вырос меж берёз,
косо,
косо,
под откос...

Я прильну к твоей щеке,
утону в твоей тоске,
затеряюсь в волосах,
как в сентябрьских лесах.
Сладкий запах
от волос.
Мысли - косо,
под откос.
Это - кончик завитка,
словно чашечка цветка.
Это - плачет меломан,
в белый спрятавшись туман...

Только дождик -
всё сильней.
Только сердцу -
всё больней.
Хлещут струи
в водосток.
Не раскроется
цветок.
Не качнётся
на волне.
Пропадёт
на глубине.

1977

 

ПОСЛЕ ДОЖДЯ

Ещё свинец не полностью растрачен.
Ещё не зажила на небе рана.
А город слышит, тайною охвачен,
скольженье хрипа в лёгких великана.
И вот, когда мигнут едва заметно
в глубинке фиолетовых два глаза
и задрожат тугие ветви сразу,
покажется -
пространство тоже смертно.

1977

 

* * *

в горах тихо
пока горы спокойны
горы спокойны
потому что они высокие
но у гор каменное сердце
и поэтому
чем выше - тем беспокойнее

1977

 

ОПЫТ МАРАЗМА В СТИХАХ

мне собою не владеть
надо Красное надеть
по Зелёному пойти
может Жёлтое найти
Чёрный призрак с лёту смять
Белы косточки сломать
и
столкнувшись с небом лбом
раствориться в Голубом

1978

 

* * *

Зеркальные круги
боятся отраженья
качнувшейся руки,
неловкого скольженья.

Но светлой полосой
с достоинством и шиком
бежит конёк босой
по гаснущим снежинкам,

по замкнутым кругам,
по собственному следу.
И всё - к твоим ногам:
не царствуй - но наследуй!

А время подо льдом
расходится кругами.
И виден старый дом
над всеми берегами.

Как пара медвежат,
во сне друг друга грея,
там варежки лежат
на тёплой батарее.

И пёс притих щенком,
под санками елозя,
и лижет языком
лиловые полозья...

А здесь - как огонёк
на скачущей пружинке -
спешит,
спешит конёк
вдогонку за снежинкой.

1978

 

* * *

Луны не узнавало утро,
январский снег не узнавал.
Просвечивал простор. За хутор
валил народ: и стар, и мал.
В ту зиму я гостил у друга.
Нам снился заполярный быт,
когда нас разбудили ругань
и топот ног или копыт.
Напялив ватники в передней,
мы тоже кинулись вослед.
И младший брат десятилетний
зачем-то взял велосипед.

Как в тире падают мишени,
луна упала наугад,
на миг остановив движенье,
огромней прежней во сто крат.
На впадинах, где были щёки,
огонь вершил круговорот.
Слезились красные подтёки,
и дымом затянуло рот.
Мы поняли: луна в опале.
Над хутором нависла гарь.
Сосед сказал: «В луну стреляли»  -
и вынул старый портсигар.

А рядом воробьи ютились.
И, поздним ветром снесены,
в снегу заморенно светились
четыре горсти бузины.

Кого ещё ждала опала
в краю бездонном и глухом?
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Луна качнулась и упала
за чёрный лес и белый холм.

1978

 

ВОСТРЯКОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Два фрагмента из неоконченной поэмы

1
Когда в апреле мальчиком больным
впервые посетил я эти стены,
ничто не показалось мне чудным,
ничто не посулило перемены,
хотя она притихла невдали,
пока зима в агонии металась...
Я видел, завернули деда в талес
и к свежей яме с плачем повезли.
Гундосый кантор яростно, как бритву,
в слоистый воздух всаживал молитву.

2
В том возрасте немногое я мог
увидеть из-под козырька фуражки.
Ручьи выпрыгивали из-под ног,
неся в пространство щепки и бумажки.
О пьяные копатели могил -
заступники обиженных и мёртвых,
о дворники, забывшие о мётлах,
я всей душою вместе с вами был!..
Гундосый кантор семенил в контору,
и вёл отец за ручку тётю Дору.

1978

 

* * *

Хоть сладкий сок черносмородинный,
хоть чёрный океан кровищи -
не станет оборотнем родина…
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Как выспался в земле, Радищев?

Весной надломленные льдинки
края позолотили лужиц.

Иду с баженовской Ордынки,
москвич, а может - петербуржец.

Дышу свежайшей кислородиной.
Моё почтенье, граф Уваров!
Полакомились кислой родиной,
страною клюквы, самоваров...

1979

 

СОНЕТ 66
Дику, собаке Блувштейнов

Не оду, не поэму, не венок,
но лишь сонет, единственный и страстный,
тебе я посвящаю, друг прекрасный.
Предмет любви моей четвероног.

Едва ступаю на его порог,
он шкуркой чёрно-белою атласной
готов стелиться в тот же самый срок,
даря мне взгляд доверчивый и ясный.

О, скольких бед, сомнений и тревог
не знал бы наш затерянный мирок,
когда бы люди были как собаки!

Когда б они забыли о пустом,
не совестью виляя, а хвостом,
и звонким лаем заменяли враки.

1979

 

* * *

Я помню снег пятидесятых,
раскрашенных снеговиков
и тайны розовых кульков,
под Новый год на миг изъятых.

На кухне - вечная возня,
над ухом - камерная дверца...
И было у меня два сердца,
хотя и не было меня.

Я дожил до всемирной стыни.
Мне виден из-под чёрных век
какой-то одинокий снег,
как будто он, не я, в пустыне.

Летит,
летит из мглы веков,
сплошной, больной, сиюминутный,
и дарит свой оттенок мутный
живым глазам снеговиков.

И всюду - ощущенье бега.
Во двор выходит детвора
и лепит,
лепит до утра,
как будто им не хватит снега.

Но губы - сжаты. Но - молчок.
А кто услышит нечто, вроде...
Так это
где-нибудь в природе
скрипит сучок,
вопит смычок.

1979

 

* * *

Уеду - не узнаете.
Исчезну,
пропаду
хвощом в уютной заводи,
лопушником во льду.

За двух небитых битого
меж северных красот
меня до Ледовитого
Печора понесёт.

А сыт ли с кем беседою,
лечу ли в небеса -
про то лишь утки ведают
и хвойные леса.

1979

 

* * *

Розовые камни,
белая вода.
Глину на века мни -
строю города.

Стены из дощечек,
башенки с резьбой.
Будет человечек
жить здесь сам с собой.

Щепка - ладанка,
лужа - водоём.
Из сучка берданка
навсегда при нём.

Будет есть картошку,
воду в кадку лить.
Будет понарошку
по зверью палить.

Чайник запевает
сквозь ночную тьму.
Лучше не бывает,
хуже - ни к чему.

Если день мой чёрен,
если нет огня,
значит, на Печоре
кто-то ждёт меня.
«Здравствуй, мой хороший!
Веришь ли волшбе?
Я, хоть и без грошей,
всё ж попал к тебе.

Тоже нужен роздых:
воду в кадку лить
или, скажем, в воздух
просто так палить...»

Он лишь ахнет: «Вишь ко...» 
И о пол с тоской -
бац кедровой шишкой,
то есть головой.

Ясными глазами
гостя обведёт,
хвойными слезами
душу изведёт.

Слышно в этом плаче,
что он ростом мал,
что рассвет незрячий
в соснах запропал...

Вот вам и потеха!
Я уж не пойму,
он ко мне приехал
или я к нему,

ясен ли умишко
иль совсем зачах,
или - просто шишка
на моих плечах.

1980

 

* * *

Осветил зелёный луч
Воду, Твердь и Небо.
Ясный месяц - к Небу ключ,
он дороже хлеба.

Месяц Небо приоткрыл
(повернулся ключик!),
только не́ дал Бог мне крыл -
кроме авторучек.

И стою с бесцельным лбом,
тих, обескуражен.
А на Небе голубом
столько звёздных скважин!

Столько Малых Медвежат
и Больших Медведиц...
Там галактики дрожат,
звоны гололедиц.

На часок взлетел бы хоть
в простоте сердечной
позабыть и боль, и плоть
по дороге Млечной.

Прост и вечен этот путь
от песков Синая.
И сияет, словно ртуть,
влага ледяная.

1980

 

* * *

В пустом лесу на склоне дня
любимая нашла меня.
Я память собирал по крохам
и в ней уснул, поросший мохом...
Она не стала горевать,
сказала мне: «Пора вставать.
А то к утру прольётся дождик,
и ты промокнешь, бедный Додик...»
 
Но я не Додик. Я – Давид.
Не так уж плох ещё на вид
и, в общем, юн в каком-то смысле...
Так жалко, что сломались гусли
и я, певец и говорун,
сошёл с ума от мёртвых струн.

Я всей душою предан теме
о тихом детстве в Вифлееме,
где я играл и пас овец,
где был со мною мой отец...
А что до царства-государства –
то сплошь коварство да мытарства.
Меня преследовал Саул,
и я к твоим устам прильнул.
Прости меня за всё, Мелхола.
В моём лесу темно и голо,
но здесь весной из ранних трав
пророс подобьем горельефа
убитый мною Голиаф...
Несчастный Голиаф из Гефа.
Ты видишь, мне от всех побед
остался призрак юных лет.
И нас, теперь я знаю точно,
спасти б не мог ваш мир непрочный.
Уж лучше завтра поутру
я просто Додиком помру,
истаю от дождя и снега,
не встретив на воде ковчега.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
В пустом лесу на склоне дня
она оставила меня.
Ладошки влажные разжала,
заплакала и побежала.
Любимая бежит, бежит,
и облако над ней дрожит.
Всё – как картинка на мольберте.
Но нам не разлучиться в смерти.

1980

 

* * *

Попробуй, домысли
отсутствие мысли,
когда от звучанья
ты полон молчанья.

Наложено вето
на право сюжета.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Очнулся художник -
а песенка спета.

1980

 

АНГИНА

Чай. На окнах паутина.
Девочку зовут Ангина.
Мы с ней третий день вдвоём
чай горячий молча пьём.
За ночь выросла сосулька -
для снеговика свистулька.
По слогам, по букварю
я три слова говорю:
«Ма-ма мы-ла ра-му».
Кот играет гамму.
Кто-то в комнату вошёл,
стул поставил, сел за стол...
Свет лимонно-синий -
он на керосине.
Догорает фитилёк;
огонёк, как мотылёк,
весело порхает,
всё не утихает...
Я часок поспал затем
да и выздоровел совсем:
хорошо мне стало.

Девочка - пропала.

1981

 

ГРАЧЁВКА

Из влажной почвы жёлуди извлечь...
Пустеет водоём осиротелый.
Запомнить бы навек: не щит - но меч!
Но душу страшно погубить... и тело.

Вернуться бы сюда нам навсегда,
в чернеющий лопух на скатах впадин,
где движется прозрачная вода
и птичий разговор вдвойне отраден.

Как весел твой запущенный дворец!
Как лягушата царственны, Грачёвка!
Среди стволов и годовых колец,
среди простых цветов душе неловко.

Иль жёлуди в ладонях тяжелы,
как мёртвые жуки брюшком на солнце?
Иль едкий воздух цедится из мглы -
и солью оседает в горле стронций?

1981

 

СОНЕТ

Ещё не вечер, и уже не день.
Сиреневые сумерки глотаю,
в сиреневом пространстве обитаю,
где даже умирать - тоска и лень.

Акация, черёмуха, сирень...
Считаю с детства - и не сосчитаю,
ни золотых ветвей твоих, олень,
ни синих рыб расплывчатую стаю.

Ещё не вечер. Значит, надо ждать -
настойчиво, светло и терпеливо,
пока не задрожат ночная гладь
и в ней сирень... плакучая, как ива.

И ветер нам ладони разведёт.
И мы начнём сначала. В свой черёд.

1981

 

* * *

Тихим светом озарился
позабытый Богом двор.
Криво-косо наклонился
непокрашенный забор.

Одуванчики и клевер,
и крапивная метла.
Здесь не Север,
здесь не Север,
что ж позёмка замела?..

Снег на окнах, снег на стенах,
льда сверканье, холод щёк...
И дрожит во всех оттенках
летаргический смешок.

1981

 

* * *

Посижу да папироску покурю,
с папироской встречу алую зарю,
сам с собой, а вслух ни с кем не говоря...
Что за прелесть эта алая заря!
Что за чудо этот беленький снежок!
Он мне пальчики до косточек прожёг...

Оттого в любимом северном краю
я ни капли не горюю, а горю;
ходит гоголем по воздуху кадык:
«Ах ты сукин сын, камаринский мужик...» 

1981

 

КАРТИНА НЕИЗВЕСТНОГО ХУДОЖНИКА

ночь расколотая твердь
в небе - злая круговерть
ни водицы ни народа
лишь колючая природа
лишь горючие пески
обиталище тоски
в глубине на чёрных досках
кровь и силуэт неброский
накренившись помещён
на зеленоватый фон
бездна далее клубится
в густо чёрном тонут лица
высоко над их судьбой
месяц бледно-голубой
да ещё звезда-плясунья
знак бессонниц и безумья

1981

 

* * *

сеяли пахали
жили себе скромно
то ли на Урале
то ли под Коломной

было в глотке скользко
а в желудке - туго
возле Усть-Сысольска
или под Калугой

на сучках синицы
в небесах журавль
что ж вы Луховицы?!
что ж ты Ярославль?!

Так на полуслове
сгинем Бога ради

то ли во Москове
то ли в Петрограде

1981

 

* * *

Нахохлился, скуксился,
в землю ушёл,
пророс на экваторе -
гол как сокол.
Одно полушарие
слева плывёт,
по правую руку -
другое поёт.
А бедные жители
бедной земли
нахохлились, скуксились,
в землю ушли.

1981

 

* * *

Жили-были на земле,
в ножички играли
в незаписанном селе,
в неком ареале.

Жили-были на земле,
в розовом овале...
Мужики навеселе
песни распевали.

Жили-были на земле.
Так всегда в начале:
знак вопроса на челе,
сердце - без печали.

Жили-были на земле,
вглядывались в дали...
Чья фигурка в полумгле
как на пьедестале?

Жили-были на земле...
Может, и не жили.
В доме тёпло, как в золе,
тёмно, как от пыли.

1982

 

* * *

листья падают
я стою под листьями
на листьях
между листьями
осенний
поникший
вот-вот упаду

листья падают
кружатся
землю целуют
я - твой лист
земля

1982

 

СТИХИ О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ

...но Вам я напишу письмо,
при двух свечах, пером гусиным.
Дожди. Октябрь. День осьмой.
Едва огонь в ладу с камином.

В окне избушек длинный ряд
и кучка воробьёв на иве...
В Москве опять наговорят,
что будете с другим счастливей,
что я лишь ветреный поэт,
которого бежит столица,
что Вам - любовь да высший свет,
а мне - за медный грош трудиться.

Но я пишу Вам, как Сверчок
иль в заточеньи князь удельный.
Вон церковка да мужичок,
да гробик, что ли, самодельный.

Здесь не михайловская глушь -
рай карамзинно-клавесинный...
Тоска, представьте, много луж
и каждой ночью сход крысиный.

Вам посочувствуют хлыщи,
искусственные, как бумажки,
мол, что он там - ищи-свищи,
где слякоть, вечер и дворняжки.

Всё - правда. Но в угоду Вам
здесь утром заалеют астры.
Не верьте светским болтунам.
Я говорю Вам: «Вы – прекрасны».

Прекрасны - Вы. Не спорьте, нет.
Я знаю Вас. Вы - Дама в белом.
Вы снитесь мне. И Ваш портрет.
И Ваш приход. На камне. Мелом.

 

* * *

Наташе Пономарёвой

Дом в зелёном, на зелёном,
под молочно-голубым.
Вечер с маслицем топлёным,
затеплённый - вьётся дым.

Век от века дом - калека.
Кто в щели там сир и сер?
Иерусалим и Мекка
ждут тебя здесь, маловер!

В этот дом полуотпетый
на гроши и подшофе
собираются поэты
на бумаге и в душе.

Здравствуй, дом странноприимный!
В тесноте, при доброте
спят здесь чутко, без перины:
кто на чём, а кто - нигде...

Неудачники, букашки,
полубитые сердца.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Флоксы. Белые ромашки.
Флоксы. Флоксы без конца...

1983

 

ДИПТИХ

1
я качаюсь налегке
в самом старом гамаке
ты качайся мой гамак
просто так

я качаюсь в гамаке
как купаюсь в молоке
я качаюсь просто так
словно злак

я качаюсь в гамаке
есть ли смысл в сей строке?
Отвечает мне гамак
ты дурак

2
кач-кач кач-кач
в гамаке лежит трепач
трепачу берёзы
утирают слёзы

1984

 

ПОЭТ

Зарифмую грусть и Русь,
соберуся с силой -
лягу спать и не проснусь.
Господи, помилуй!

В изголовье - чёрный крест,
возле пяток - свечка.
Воют бабоньки окрест:
«Нету челове-е-чка...» 

И когда я воспарю -
чистый, белый, лёгкий,
назовут болезнь мою...
воспареньем лёгких.

1984

 

СТРОИТЕЛИ

Строим домик на песке
во зелёном во леске.
Среди птичек и берёзок
подымайся домик наш
из дощечек и травинок,
из речных ракушек аж.

Строим домик на песке -
пропадай, душа, в тоске!
Листья падают на домик,
ветер травку шевелит,
злой волшебник дядя гномик
убираться нам велит.

Строим домик на песке.
Белый волос на виске.
По зиме гуляют вьюги,
осыпают снег со звёзд.
На сто лет - один в округе -
в лёд и снег наш домик врос.

Строим домик на песке -
от беды на волоске.

1984

 

ШКОЛЬНЫЙ ПАРК

В парке лёгкое круженье
листьев, бабочек и мух.
От таблицы умноженья
аж захватывает дух.

Высоко сияйте, липы!
Ваши корни – соль земли.
Мы ноктюрн сыграть могли бы...
Почему-то
не смогли.

Я сижу в безлюдном парке
возле школьного крыльца.
Где товарищи? Товарки?..
Вьётся белая пыльца...

Возрастали наши леты,
зарастали чепухой.
Вот свисток… заместо флейты,
да и тот – совсем плохой.

Свистну раз – взлетает муха,
свистну два – пищит комар.
Муха – это просто мука.
А комар – простой кошмар.
.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

В парке лёгкое круженье...
жженье...
головокруженье.

1984

 

ЧАСЫ

Тихо так
тикают
иду им навстречу
тик-так тик-так
слышно как скрипки пиликают
ушедших речи
тик-так тик-так
воздух расслоился
асфальт разбегается
я остановился
повёл ушами вроде зайца
тик-так тик-так
нет ли волка?
Всех ли родных из-под земли услышу?
Всю ли вечность из-под неба достану?
Заплачу втихомолку
потому что нет над моею головою крыши
и далеко мои дальние страны
и вся-то жизнь - пустяк
тик-так тик-так
кап-кап-кап

1985

 

* * *

Памяти узников Меджибожского гетто

А ещё на печи хлеб румяный, хотя и вчерашний.
А ещё на печи казанок с неостывшим жарки́м.
Ветерок загулял между Кременчугом и Деражней.
И во сне петушок прокричал странным басом глухим.

К вашей жизни дорогу теперь отыщу я едва ли,
в горемычной тщете напрягая единственный слух.
Среди белого дня вы прозрачнее воздуха стали...
И куда-то летит со двора безголосый петух.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Сиротеют могилы. И, может, поэтому снится,
что и нас уже нет. Только эхо - из небытия.
Дорогие мои... Вот опять растеклись ваши лица.
Это пепел кружи́т... И полна ещё чаша сия.

1988

 

ДЕМОНСТРАЦИЯ

Фиалковые сумерки.
В колеблющейся шири -
и те, кто раньше умерли,
и те, кто прежде жили.

Вся жизнь прошла под палками.
А нынче - с небосклона
шагают за фиалками
сплочённою колонной.

1991

 

* * *

Эту ношу поднять не поможет Господь.
Эту землю обнять - что глаза уколоть.

Возле самой беды, зависая над ней, -
холостые ходы прежней жизни моей.

Пару строк за порог. Вот и всё. Всё, то смог.
Лишь трава прошумит: «Возвращайся, сынок».

1991

 

* * *

Тане Луковниковой

Мы жили дольше наших лет,
и это было справедливо,
поскольку - пусть живёт, что живо,
покуда жив небесный свет.

Но этот снег не по наказу
пребудет с нами в смертный час,
покуда мы не спустим глаз
с того - что полюбили сразу,
что было до и после нас.

Откуда,
из какой глубинки -
«Мы не рабы.
Рабы - не мы.
Мы немы посреди зимы...»?
Чей - детский голос без запинки,
смущая взрослые умы… ?

Москва! Мы всё ещё приходим
и речи странные заводим:
«Мы не рабы,
мы не рабы.
А коль угрюмы и грубы -
то всё простится с новогодьем.
Ведь нам в гробы - что по грибы».
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .

Мы исчезаем, как игрушки,
у шереметьевской опушки
из кровной и чужой толпы.
Здесь площадь - самая жилая.
Чего ещё душа живая
просить могла бы у судьбы?..

Но мы расходимся у края.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 

И станут крохотней крупы
кумиров бронзовые лбы,
две муки в небо провожая.

1991 (2000)

 

ГИРЛЯНДА


Сяду в электричку
и поеду в Химки.
Птичку-невеличку
в шапке-невидимке
выпущу на волю:
«До свиданья, детство!» 

Во широком поле
никуда не деться...


Тот мир - не больше запятой.
Он весь - как снег, как выдох птичий.
Он весь - из розовых обличий...
медовой густоты настой.

Там темно-желтые стволы
тянулись к медленному полдню.
Ещё я помню тень ветлы...
и тени веток тоже помню.


Сумерки. Зелёное поле.
Облака уснули, как люди.
Тихо так. Не слышно боли.
Внутри всё. В каждом сосуде.


иду-бреду
по тёмной стёжке

дудю в дуду
а сердце - в лёжку

по одуванчику сурепке
иду-бреду
а нервы - скрепки


Устал от изобилья август.
Свеченье над листвой, как иней.
Как вылеплен из пластилина
густой смородиновый куст.

Лимон луны на сером небе.
Асфальт от сумерек сиренев...
И жизнь напоминает небыль,
кусочек крохотный шагрени.


Август. Звёзды в глазах.
Тени перебегают тени.
Успокойся. Окончен зигзаг.
Начинаются головокружительные ступени.


Всё ярче и безудержней огонь -
слепое время набирает скорость.
И вспыхивают души, словно хворост,
и серый пепел холодит ладонь.


Что там, за смертью? Вечный покой?
Новая мука? Радость бескрайняя?
Новая юность - живучая, ранняя?
Что там, за смертью? За нашей тщетой?

1977 – 1991

 

ЛОС-АНДЖЕЛЕС

 

Багровый и белый отброшен и скомкан
Маяковский

И имя «Зингер» возносил
Заболоцкий

и город безумный возник вырастая
из водных пространств из клубящейся да́ли
вот розовый куст распускается в стаю
как будто фламинго растеньями стали
и всё красножёлтозелёнопурпурно-
салатовобелооранжевосине
здесь краски живые стекаются бурно
в чеканные формы стремительных линий
и бархат цветов круглолицых и вспышки
цветов и оттенков и тени оттенков
сверкают и гаснут и город всё выше
и йод океана сгорает на стенах
когда даунтаун пылает в закате
и окна как слёзы стекаются к небу
и запах лимона ворвётся некстати
но большего ты для себя и не требуй
он станет потом водянистой луною
под ней ожерелье огней бесконечных
здесь Ноев ковчег возвращаются к Ною
язы́ки и веры сынов человечьих
мольбы́ и безверья всех ртов онемелых
и кружит по чёрному неба квадрату
высо́ко и гордо блуждающий шмель ах
скажи вертолётик какая утрата
тебя подняла? потерялся ребёнок?
украли полотна великих фламандцев?
а город качается чёрен и тонок
готовый возвыситься или сломаться
и над Гриффит-парком сияющий купол
и влагой сияют глаза негритянок
а там где скопление масок и кукол
луна в красной пене плывёт как подранок
летучие мыши как люди мелькают
бумага летит на асфальт обожжённый
на всех языках сыновей окликают
бездомный валяется у «Трэйдер Джо» я
скажу Калифорния и на губах ка-
нифоль или сахар чужого реченья
и сладость и горечь мне вязко и мягко
и радость последняя: больше ни-чей-ный

1991

 

* * *

Шептали: «Слава Богу, слава Богу...» 
Но в царство не нашли его дорогу
и, видно, никогда уж не найдём.
Под старость где-нибудь построим дом,
изменимся... Но что же наши души?
Как их извлечь из бесконечной стужи,
в которую был погружён наш век?
Нас утопил с Россией вместе снег.
Лишь огонёк вины неодолимый
светил сквозь снег из Иерусалима.
Мы становились братьями по сну
и постигали снега новизну
вокруг себя в божественных твореньях.

И вдруг проснулись в разных измереньях.

1992

 

ПЕСЕНКА ОБ АМЕРИКЕ

Над двориком квадратным
склонились дерева.
На небе неохватном
растут мои слова:
Америка, Америка,
весёлый, певчий край.
От берега до берега
живи иль помирай.
На маленьком балконе,
где площадь вся видна,
болтаюсь, как в вагоне,
с утра и дотемна.
Америка, Америка,
улыбчивый народ
от берега до берега
здесь пляшет и поёт.
Наполнен тихий дворик
советской детворой.
И дым летит с помоек,
чуть сладкий и сырой.
Америка, Америка,
подобно циркачу
от берега до берега
все ночки я скачу.

1992

 

СТИХИ О ЛУНЕ

1
Тихо в городе чужом,
и луна глядит ежом.

2 (с натуры)
Зелёный стол, два белых стула,
высоколобая стена.
И за деревьями окна
не видно. Дед стоит сутулый.
Над ним летит куда-то вбок
луна, как жёлтый колобок,
мол, я от дедушки ушла...

А деда скушали дела.

1992

 

ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ

В сладкозвучной Марина дэль Рэй,
у границы сияющей бухты,
петухи не поют на заре,
но зато в остальном – просто Ух Ты!..

И весь день небеса так близки,
так стремительны белые яхты,
что пришельцы, привстав на носки,
восклицают на инглише: «Ах ты!..». 

Здесь готовят мясную еду,
пьют вино разноцветные люди.
Всё прозрачно и всё на виду;
ну а зло... разве только в простуде.

Пусть по тёплым холмам колесом
кружит велосипедное счастье.
Поболтаем о том и о сём,
про житьё да про всякие страсти.

Надвигается медленно мгла,
и смолкают чужие наречья,
и дорога вперёд пролегла:
жить, как жили, судьбе не переча.

На деревьях горит лунный свет,
и такое безмолвье, как будто
уж давно никого рядом нет,
только небо ночное над бухтой…

1993 (2018)

 

* * *

печальная мелодия
банальные слова
привычные как родина
как солнце и трава

и всё что с нами сбудется
впервые или вновь
уйдёт во тьму как улица
как детство и любовь

1993

 

* * *

Я в двух диаспорах живу,
я ем засохшую траву
и воду пью морскую.
Ни родиной, ни головой,
ни даже маленькой слезой
я больше не рискую.

1994

 

* * *

Это ветер слепой, это зрячая тьма
отнимают тебя у меня.
Это голос глухой, дым и горечь с холма
на исходе грядущего дня.

Мы из русских пещер, из еврейских пустынь,
наша кровь - из растёртых камней,
из чужого огня, из последних руин
неспасённых оставшихся дней.

1994

 

* * *

мрамор в заснеженных дебрях памяти
не живут в такие холодные зимы
родные всё-всё что вы мне оставите
сохраню потому что неповторимы
сны ваши вещие запомню и вещи
и ещё посажу лимонное дерево
прямо в доме в кадке с русской землёй
не беда что морщины длиннее и резче
ваши лица как слепки с доверчивой древности
как далёкие звёзды над мраморной мглой

1996

 

УТРО В ДОЛИНЕ САН-ФЕРНАНДО

Я по-аглицки сижу,
на Лос-Анджелес гляжу.
С мандаринового стебля
поднимаются колибри,
по-стрекозьи мир колебля.
Но пропеллеры охрипли.

Но поют! Но не погибли!

30 июля 2000

 

ДРУГУ

Для нас и царский дом пустяк,
и милость царского рескрипта…
Куда б мы ни ступили шаг,  
наш путь – в пустыню из Египта.

Везде мирская суета,
но даже думая о вечном,
мы остаёмся навсегда
чужим наречьем скоротечным.

15 июня 2001 (11 ноября 2013),
Pat’s Topanga Grill

 

СОНЕТ

Закат плывёт и по горизонтали
прозрачный освещает океан,
где рыбы с золотистыми хвостами
недвижны. Вот сужается экран

больного дна. Но светятся детали
картины. И стоит, как истукан,
корабль, не видавший дальних стран,
по счастью. Пахнет поздними цветами.

Одни мы здесь. На дальнем берегу.
На зависть другу. На смешки врагу.
Ты в кукольной, а я – в ослиной маске.
Нам раковины хором говорят,
что сумерки настали и закат
уже исчез в кофейно-серой массе.

4 декабря 2001,
Кафе «Кофейное зерно и чайный лист», г. Тарзана

 

СОЦИАЛЬНЫЙ ЗАКАЗ

Большая ночь. Горит луна. В окне
течёт, как вечность, чёрная Печора.
И слышно сквозь отверстие в стене,
что дети спят и белый хлеб печётся.

Мои следы уходят на Восток
и Север. Нет ни Запада, ни Юга.
И времени обманчивый виток
ещё ни разу не принёс уюта.

Но не было и лишней остроты.
В какой, не помню, прочитал газете,
что зло уйдёт,
а мы... мы только дети
заблудшей и поверженной страны.

4 декабря 2001,
Кафе «Кофейное зерно и чайный лист», г. Тарзана

 

НЕЛЕГАЛКА

Как все, ты платишь прайс,1
пока начнётся сказка.
Флажками Старз энд Страйпс2
украшена коляска.

Я молча пью вино,
бьёт рок по перепонкам.
Тебе разрешено
гулять с чужим ребёнком.

Ты славно сложена,
разумна и красива.
Тебе нужна одна
паршивенькая ксива.

Но где же твой Хосе,
достойная Мария?
Ведь при твоей красе
Эл-Эй3 – периферия.

Всё будет… А пока
что есть – грустит в конверте:
родня издалека
мечтает мучо4 верте5.

Но в душу я твою
с расспросами не лезу.
Хватает сил – воюй
(хоть люди – не железо).

Слезу-то дай сотру...
Зачем нам мыкать горе
в каком-нибудь Перу,
в бунтарском Сальвадоре?

А что в моей Москве?
В твоей Гвадалахаре?
Марии стало две.
Шуршат земные твари.

Допито всё вино.
Цветут ночные краски.
Блестит луны пятно.
Ни Маши, ни коляски.

5 декабря 2001 (18 января 2017),
Кафе «Кофейное зерно и чайный лист», г. Тарзана

1 Price (англ.) – цена.
2 Stars and Stripes (англ.) – Звёздно-полосатый флаг – флаг США.
3 L. A. – Los Angeles.
4 Mucho (исп.) – много.
5 Verte (исп.) – видеть тебя.

 

ЗЕРКАЛЬНЫЙ СОНЕТ

Я не люблю зеркал. Я знаю, что они
пускай не суть вещей – но облик искажают.
Они в тайник свой запирают наши дни
и долгим взглядом нас из дома провожают.

Воюют или мир – они всегда в тени.
Молчат молчком и никого не обижают,
а лишь пространство внешнее сужают.
Как мало стало нас, Читатель мой, взгляни!

Они разгадывать умеют наши сны.
Однажды встанем среди полной тишины
(не сделать чтобы только лишнего движенья!)
и вдруг увидим при сиянии луны,
как, улыбаясь, из стеклянной глубины
выходят наши молодые отраженья.

5 декабря 2001,
Кафе «Кофейное зерно и чайный лист», г. Тарзана

 

интернационализм по-калифорнийски

китаец по имени кевин
кореец по имени стивен
японец по имени джон

австриец с фамилией левин
французец с фамилией ривин
и русский – натан гершензон

20 мая 2002

 

КАФЕ «КЛОЗЕРИ ДЕ ЛИЛА»
Набросок вступления к ненаписанной поэме
о Гийоме Аполлинере

В дыму сигар по плечи,
забившись в дальний угол,
как рад он этой встрече…
Наверно, с кем-то спутал.

И хоть глядится шкафом
(увесистая масса!),
похож на петушка он
с рисуночков Пикассо.

Бульончик после кофе
в излюбленной едальне;
и бе́ндеровский профиль –
стремительный, медальный.

Он первый здесь по музам,
и в жизни славный малый.
Он хочет быть французом,
а я никем, пожалуй.

Мы вопреки пространству
двусмысленно зависли.
Он русский – по гражданству,
а я – в еврейском смысле.

Нам ставят угощенье.
Он – плоть, а я – прообраз.
Нам нужно для общенья
найти предмет и область.

За ним любовь и слава
стоят по-птичьи чинно.
Я не имею права
тревожить господина.

Знакомые всё лица
над юным веком грозным.
А мне хотя б родиться,
уж остальное – бог с ним.

Июнь 2002

 

СТИХИ О ВЕРЕ, НАДЕЖДЕ, ЛЮБВИ

Мы наших Веру, Надю и Любовь,
любя, холодной водкой заливали.
Пускай, мол, пребывают в идеале,
жалея мир голодных и рабов.

Вопрос – что пить, когда наступит старость? –
всё, что от поколения осталось.

16 ноября 2002

 

ЕВРЕЙ

Вот весь я как есть – от окон до дверей –
живущий в Америке русский еврей,
и даже не русский, а русскоязычный.
Куда ни копни – только с виду приличный.

Один только вид – от дверей до окон;
я воздух глотну – и нарушу закон,
я слово скажу – совершу преступленье,
за что ни возьмусь – всё насилье и тленье.

Царём я родился – но царь я зверей,
я – русскоязычный поэт и еврей.
Собаки и белки меня переводят,
когда в мои двери и окна заходят.

17 марта 2004

 

ДАНА ПОЙНТ

Ире Азаровой

1
Дана Пойнт. Раным-рано.
Луч бежит наискосок.
Белой пеной океана
ярко выбелен песок.

Луч зелёный, в воду канув,
освещает водоём.
Мимо спящих пеликанов
мы по берегу идём.

Магнетические волны
полнят жизни каждый миг.
Я забыл их разговорный –
да и письменный – язык.

Но, прислушавшись к их гулу,
мы увидим над волной
в пятнах радужных акулу,
хвостик рыбки золотой.

Спит хозяйство Наутики –
всем особый отдых дан,
потому что это Тихий,
самый тихий океан.

2

 

Белеет парус одинокий
Лермонтов

Я щёлкнул, и застыло в кадре
кафе «Счастливый Дровосек».

Играют музыканты кантри
на свежем воздухе для всех.

На белых стульчиках уселись
Он и Она преклонных лет.
– Ах, Даг, послушай, что за прелесть!
– Конечно, прелесть, Вайолетт.

Сидят себе, как на гравюре.
Он: «Вайолетт...»
Она: «Ужо».
Бог даст, не будет больше бури.
Бог даст, всё будет хорошо.

10-11 июля 2004
Дана Пойнт, Калифорния

 

БАНАЛЬНЫЕ СТИХИ

Когда-нибудь, в Америке иль дома,
дожив лет до восьмидесяти двух,
я в город попаду, где всё знакомо,
чтоб я не мучил зрение и слух.

Вдоль тьмы витрин, сквозь городские чащи,
по улицам из правильных фигур
походкой суетливо-семенящей
дойдя до остановки «Перекур»,
я вдруг пойму, что здесь не знали бедствий,
и возле опустевшего пруда
увижу дом, в котором был я в детстве,
и сад, в котором не был никогда.

Глотком вина отметив возвращенье,
я стану жить голодным и нагим,
вымаливая трудное прощенье
не только для себя, но и другим.

Твоих пророков древние угрозы
хранят любви остатки и тепла.

Скажи, кому в том прок, что эти слёзы
ещё спасают души и тела?

Я в сад войду, в его прозрачный воздух,
сожму опавший первоцвет в руке.
И скажет Бог: «Пора, сынок, на отдых» – 
погладив лунным светом по щеке.

20 июля 2004

 

ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ

Борису Цейтлину

1
Дни поздней осени бранят обыкновенно
Пушкин
Дождь разбудит ранней ранью.
Ветер. Листья под мостом.
Приготовлюсь к умиранью.
Умывание – потом.

2
Печально я гляжу на наше поколенье!
Лермонтов
Жили-жили – и растаяли:
кто – в России, кто – в Израиле…
А кто жив – так он в истерике:
что в России, что в Америке.

13 апреля 2005

 

"GOD BLESS AMERICA"1
Опыт занимательной социологии

когда я понял что американцы – не нация
что они – ассоциация
я понял наконец

что я – американец
вся жизнь одно слово – смута
хочется принадлежать к чему-то
и если не к нации –
то хотя бы к ассоциации

5 октября 2005

1«Боже, благослови Америку» (англ.). Название и начало американской патриотической песни, являющейся для многих неофициальным национальным гимном США.

 

КОЛОБОК
Еврейская народная сказка

 

И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать. Тогда волк будет жить вместе с янёнком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их.   
Исаия, 2:4; 11:6

Я из плена ушёл вавилонского,
от язычества бежал македонского,
я с креста сошёл – живым –
римского,
вечным стал, мировым…
Для кого?

Время таяло – Среднее, Новое…
Но хранил на губах Божье Слово я,
хоть и был почётен
для тулузских пощёчин
и не было слаще напитка,
чем казацкая пытка.

У могил я прожил
весь минувший век.
Темны и ветвисты прожилки
век.
Но с мечтой
не расстанусь детской
на земле родной,
людоедской.

23 февраля 2006

 

*  *  *

От читателя не скрою –
Я своих поэтов чту;
Заболоцкого открою,
С удовольствием прочту:

«Меркнут знаки Зодиака
Над просторами полей.
Спит животное Собака,
Дремлет птица Воробей».

Или сяду под горою,
Чтобы видеть красоту;
Исаковского открою,
С удовольствием прочту:

«Всё молчит - земля и небо,
Тишина у всех дорог.
Вкусно пахнет свежим хлебом
На току соломы стог».

Вскрикнет, вскинется читатель,
От обиды сам не свой:
«Где редактор? Где издатель?
Кто ответит головой?»

Откровенней зуботычин
Гневных обличений шквал:
«Кто первичен? Кто вторичен?
Кто кого обворовал?»

Мне б молчать в заморской нише
Да замаливать грехи.
Но, как ни люблю затишье,
Надо защищать стихи.

Нет причин для огорченья,
Что похожи, как блины.
Это всё пересеченья
Поэтической волны.

Всемогущее наитье
Портит всякая строка.
Это, как тут ни крутите,
Недостатки языка.

Как размеры строф ни свежи –
Был и тот, и этот стих.
И слова одни и те же –
Неоткуда взять других.

Закатился день убожий,
Небо синее черно.
Человек сидит, похожий
На кофейное зерно.

Если б нос ему античный,
А над носом – ясный лоб,
Был бы он поэт типичный…
Но и так видать – не жлоб.

Только вот совсем пропащий,
Зыркает на вест, на ист;
Весь какой-то он шуршащий
И сухой, как чайный лист.

Весь какой-то он случайный,
Неамериканский весь,
Мужичок кофейно-чайный,
Многорасовая смесь.

Выпью виски, выпью кофе,
Я в кафе, я тру виски,
Я пишу стихи, я профи,
Я категорически

Заявляю всем и сразу
Как Большой Герой Труда:
Даже камню, и алмазу,
Отдых нужен иногда.

Я домой иду пингвином
По Огайо-авеню,
Я крылом своим пингвинным
В сломанный звонок звоню.

Пёс мой спит. Звезда летает.
Сын при лампе-ночнике
Повесть Гоголя читает
На английском языке:

Русский – в прошлом самый близкий.
Но любой язык – не враг.
Пусть уж лучше по-английски,
Чем наркотик и табак.

Птичка Божия проснулась
И запела над страной.
Всё в душе перевернулось
Вместе с порванной струной:

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет…
Терек воет, дик и злобен

27 июня 2006

 

Михаилу Прониловеру – художнику воину бухгалтеру

 

в ранней юности отец
увлекался живописью
одна из его работ с изо-
бражением тигра была
на районной выставке 

полицейские воют сирены умерли все герои сожжены все мосты  
папа далеко-далеко всегда был ты
над мышиной вознёй персонала
звук молящий вцепившийся в небо – не оторвать
а правда папа что смерть это как в стакан воды капля упала?

– пойдём сынок я научу тебя рисовать

красная подушечка с орденами 
как детский гербарий или орнамент
лёгкие лица летят с фотографий
и устилают кладбищенский гравий
вот и всё жизнь по-прежнему – зло в золоте и добру несдобровать

– пойдём сынок я научу тебя рисовать

зима была синей и форточка задевала сугроб
зубы выстукивали дробь
а потом вся комната казалась прекрасной долиной
наполнялся жаром кирпич с белой глиной
согревая цветы на обоях птиц на занавесках и железную кровать

– пойдём сынок я научу тебя рисовать

там пасека папа и лес где было когда-то местечко Пронилов
где можно представить бывшие улицы если встать лицом
в сторону Карпат
солнечные лучи веселятся как белки на ветках и окунаются
в листопад

не сгинуло это местечко само по себе и не сгнило б 
да царь повелел разрушить за измену змеиную и сговор
с Устимом Кармалюком1

не попали мы папа на пасеку вместе не полакомились медком

посидим у воды у Южного Буга
ни о чём не спрашивая друг друга
отец и сын
сын и отец
раз в жизни скажем друг другу ты молодец

у бегущей воды будем долго сидеть рядом
озарённые солнцем ласкаемые листопадом
а потом ты поднимешься и расступится водная гладь

– пойдём сынок я научу тебя рисовать

Январь 2007

1 Устим Кармалюк (1787 – 1835), легендарный предводитель кресть-янских повстанцев на Подолье. Прони́лов был одним из базовых сёл восставших.

 

В ДЕБРЯХ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМА
Поэтическая трилогия с удвоением

Камю мы нужны?

Хоть ночи нежны –
Камю мы нужны?

Жизнь – театр про тартар,
Соавтором – Сартр:
Хоть ночи нежны –
Камю мы нужны?

23 апреля 2007

 

ДИПТИХ О ПОЭЗИИ И ПОЭТАХ

1. Поэт – слуга народа

Первыми поэтами были пастухи.
Потом это стало традицией.

День и ночь слова я пас,
год от года,
и словарный спас запас
для народа.

2. Зачатие и рождение стихотворения

В букварь, в словарь –
бултых, как встарь…

Из букв и слов
живая тварь –
царь миров.

24 апреля 2007

 

ЭЛЕГИЯ

В жилом просторе туалета
я мыслями то там, то где-то…
А после выхожу, колюч,
и запираю дверь на ключ:
вернувшийся из дальних странствий
жить хочет в замкнутом пространстве.

5 мая 2007

 

ПЕРВОЕ УТРО ОТПУСКА

Море стало изумрудным.
Горный воздух стал грудным.
Под карманчиком нагрудным
бьётся сердце, став родным.

5 августа 2007

 

ПРИБЛИЖЕНИЕ СТАРОСТИ,
ИЛИ ВОСПОМИНАНИЕ О НОВОЙ ЗЕМЛЕ

это каменный век на  скале
тишина как в остывшей золе

ночь такою же будет как утро
город будет таким же как тундра

впали в зимнюю спячку слова
всё заснеженнее голова

голоса удалённые льются
легкой изморозью отдаются

31 октября 2007

 

ЭХО НОВОЙ ЗЕМЛИ,
ИЛИ ЛЕТО В БЕЛУШЬЕЙ ГУБЕ1

На каждом шагу – Ленин:
мощь планетарная.
В каждом углу – лемминг:
мышь полярная.

31 октября 2007

1Новая Земля – архипелаг в Северном Ледовитом океане. В совет-ские времена на Новой Земле был ядерный полигон. Белушья губа – посёлок-столица архипелага.

 

таперича и бывалочи

 

бывалочи не то что таперич
народная мудрость

бывалочи не то что таперича
бывалочи у каждого свой берег очаг
своя голова на плечах
а таперича не то что бывалочи

народы запуганы как стаи галочьи
налево пойдёшь кровопивцев найдёшь
направо пойдёшь всё отравлено сплошь
прямо пойдёшь кривде в пасть попадёшь
назад пойдёшь упадёшь
податься некуда ни простому крестьянину
ни золотому рабочему
ни прочему
какому мирянину
ни шведу ни русскому ни зырянину
таперича никуда не пойдёшь
а вот бывалочи выйдешь
и столько света увидишь
будто всё небо радуга
и такой на душе уют
но таперича об этом помалкивают
и Осипа1 сухая влажность чернозёмных га
и охрипшие от пыли архивы
таперича живёшь как подкидыш
а в Бывалочах ещё многие живы
говорившие на Идиш

14 января 2008

1 Осип Эмильевич Мандельштам.

 

глаза и уши

на моих глазах умерла идея
её звали коммунизм
на моих глазах умерла страна
её звали советский союз
на моих глазах умер народ
его звали восточноевропейские евреи
в моих ушах умер язык
его звали идиш
поэтому я такой нелюбопытный
когда мне говорят ну посмотри же скорей
когда говорят ты только послушай

я закрываю глаза
и ладонями защищаю барабанные перепонки

господи не следующий ли

17 января 2008

 

МАФИЯ
Набросок киносценария для Голливуда

…но подай карандашик ментоловый
Мандельштам

Ночная окраина Квинса.1
Траттория.2
Вокруг – свинство,
но слышна из окна оратория:
«Аве, Мария…».
За крайним столиком с вечера –
четверо.
Первый. Второй. Третий. Четвёртый.
Третий – второму (посасывая биэ3):
«Вчера свежо здесь было,
а нынче воздух спёртый».
– Воздух спёр ты, –
четвёртый – первому, угрожающе.
Второй с третьим остановили взгляд на первом товарище.
Это условный знак.
Четвёртый, достав сицилийский тесак,
а также карандашик ментоловый,4
отсёк первому голову.
(Не путать с русским тесаком,
ежели кто знаком.
Сицилийский тесак – кривой и острый:
так полагалось у «Козы ностры»5).

Голова – среди немытой посуды.
С грохотом рухнут тарелок груды,
чтоб никто не услышал падения тела.
Но оно до пола не долетело:
второй с третьим его подхватили,
и вот уже три мафиози в сортире
в форточку лезут по одному…
(Камера показывает снег и тьму,
а потом опять мы у крайнего столика –
теперь там двое только.)

– Ну что, Майки? Помог карандашик?
Откровенно говоря,
дело не то чтобы дрянь,
но слишком много наших,
«семья» раздулась – как лошадиная ноздря.
Босс велел тех, которые неврастеники…
Есть такая профессия, Майки: убивать за деньги.
Насинк пёснл, итс джяст бизнес,6
четвёртый погладил голову по голове. –
Помнишь, как в детстве на Крисмэс7
гоняли с тобой голубей?

Голова сохраняет устойчивое равновесие,
мол, вот он весь я,
и молвит весело:
– Год блес ю, Фрэнки, фо “насинк пёснл”!
Нау май соул кэн рест ин пис.8

На эту сцену взирает в ужасе обслуживающий персонал,
после чего кто-то звонит в поли́с9.
И вот проходит оцепененье,
за ним приходит столпотворенье…
(Камера наезжает на оруще-бегущий люд
и на множество нетронутых блюд.)

Ту би кантиньюд…10

7 февраля 2008

1 Квинс – район Нью-Йорка, второй по численности насе-ления и первый по этнической неоднородности.
2 Итальянский ресторан.
3  Пиво (англ.).
4  Ментоловый карандаш – средство от головной боли: этим карандашом натирают кожу у висков.
5  Речь о старой «Козе ностре» (итал. "Cosa nostra" – "Наше
дело"), возникшей на Сицилии в XIII веке.
6 Ничего личного, это просто бизнес (англ.).
7 Рождество (англ.).
8 Благослови тебя Бог, Фрэнки, за “ничего личного”! Теперь моя душа может покоиться с миром (англ.).
9 Полиция (англ.).
10 Продолжение следует… (англ.).

 

МАЙСКИЕ СТИХИ

Заколдованный город Лос-Анджелес,
где все жители полдень проспали.
Опускается сумерек занавес,
и драконы 1 садятся на пальмы.

Начинается сказка вечерняя…
– Посидим, потирая ладони;
а слова не имеют значения, –
говорю я скучающей донье.

Донья Анна меня игнорирует,
попивая прохладу из склянки.
И цветок джакаранды2 планирует
на прекрасную грудь мексиканки.

Как же стала такою ты робкою?
Ничего тебе в жизни не надо,
кроме этой вот скляночки с пробкою.
Ну и Бог с тобой, Пинья Колада.3

Мы как стрелки часов, что не тикают,
тихо замерли у океана.
Только ты для меня… слишком тихая.
Нет, не донья ты. Ты – Тиху-Ана.4

Я ж не шёл с предложением бросовым,
не обмолвился даже ни словом…

Город ночью становится розовым.
А потом – золотым и лиловым.

21–23 мая 2008

1 Dragonfly (англ.) – стрекоза.
2 Jacaranda, палисандровое дерево, буйно цветущее в Кали-форнии в майские дни. У лиловых, невероятно прекрасных, цветов джакаранды лёгкий запах мёда.
3 The piña colada, нежнейший напиток из белого рома, кокосового крема, ананасового сока и льда (возможны варианты, в том числе безалкогольные).
4 Тихуана (Tijuana), город на С.-З. Мексики, в штате Нижняя Калифорния, на границе с США.

 

АРЛЕТА
Десять лет спустя

Петухи кричат в Арлете
и взлетают на плетень.
Хорошо на белом свете
ранним утром в ясный день.

Ну а здесь – простые люди,
пролетарии всех стран.
И в разноязыком гуде
слышен только океан.

Любят труд. Детей рожают.
Не грустят от неудач.
В праздники цветы сажают
или смотрят игры в мяч.

Мир обычный до предела.
Знает срок свой небольшой
человеческое тело,
наделённое душой.

Десять лет назад и боле
сквозь голосовой тот гул
приезжал сюда я с Колей
в хэппи джуиш сандэй скул.

Я тогда любил то место,
и оно казалось мне
театром мимики и жеста
на пустом подводном дне.

Отжила свой век в Арлете
синагога для глухих.
Там теперь гуляет ветер,
да и он почти затих.

27 июня 2008

 

* * *

 

Ни страны, ни погоста
Иосиф Бродский

1
Я бегу из России,
я бегу по ночам.
Хлещут ветви косые
по щекам и плечам.

Но, добром поминая,
попрощаться, как встарь,
выйдут речка чудная
и такой же букварь.

2
Я из Ерусалима,
спотыкаясь, бегу.
Стаи бабочек – мимо,
образуя дугу.

Там болезни и голод,
и бессмысленный труд.
И разрушить мой город
греки римлян зовут.

3
Станут точками пятна,
Иудея и Русь.
Я бегу безвозвратно,
никуда не вернусь.

На шести континентах
Света Нового нет.
Я в пустых кинолентах
оставляю свой след.

4
Вот дрожит диорамой
берег  ясных лагун.
Возле Мексики самой
я как будто бегу,
слыша только боренье,
только хрипы отцов,
только сердцебиенье
двух других беглецов.

Мы в столетии дальнем
прорастём, как зерно,
трое рядышком встанем
и сольёмся в одно.

30 июня 2008

 

НЕБЕСНАЯ КАРТА ЦЕНТРАЛЬНОЙ АМЕРИ-КИ, ВКЛЮЧАЯ МАТЕРИКОВУЮ ЕЁ ЧАСТЬ, ВЕСТ-ИНДИЮ И ПОГРАНИЧНЫЕ РАЙОНЫ, УВИДЕННАЯ ИЗ “МАЛЕНЬКОГО ТЕГЕРА-НА” В ЗАПАДНОМ ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ

Мы всё ждём карнавала.
В небе звёзды зажглись.
Жёлтая Гватемала,
бирюзовый Белиз.

Бабочка Гваделупа 1
расправляет крыла.
Блещут Анды. С уступа
вниз луна поплыла.

Не спеши, персиянка.
Пусть порадуют нас
Никарагуа танго,
Гондураса припляс.

Не придёт тьма ночная
в этот дивный простор.
Коста-Рика ручная,
золотой Сальвадор.

Томная Доминика,
бархатный Барбадос,
ящерка Мартиника2,
потерявшая хвост.

Пробегут в небе тени,
вздрогнет нежная гладь.
И в такие мгновенья
невозможно понять,

Суфриер3 ли мигает,
иль, стремясь в океан,
мускулы напрягает
молодой Юкатан4.

Но утихнут все драмы,
и уйдёт волшебство.
Кроме белой Панамы –
ничего. Никого.

2- 4 июля 2008

1 Формой остров Гваделупа напоминает расправившую крылья бабочку.
2 Формой остров Мартиника напоминает бесхвостую ящерицу.
3 Действующий вулкан Суфриер (1467 м) на острове Гваделупа – самый высокий в Вест-Индии. Вулканы с таким же названием есть и на некоторых других вест-индских островах.
4 Полуостров в Центральной Америке, отделяющий Мексиканский залив от Карибского моря. Бо́льшую часть территории Юкатана за-нимает Мексика, остальное делят между собой Гватемала и Белиз.

 

СОН АВРААМА

 

Бог сказал: возьми сына твоего,  единственного твоего, которого  ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе.
Быт. 22: 2

Связанный Исаак лежал и едва мог пошевелиться.
Бабочка пролетела возле самого лица,
и впервые он проследил каждое её движение;
и услышал, как пахнет трава на горе Мориа.
Потом пришёл страх, потом – полное изнеможение…
Где-то вдали заблестели моря,
и приблизился берег земли полуденной –
золотисто-зелёный, и не очень людный.

Исаак увидел, как Авраам заносит нож,
закрыл глаза и подумал: «Ну что ж…
Ведь никто не знает пути Господня.
Но он справедлив всегда. Значит, справедлив и сегодня.
Только медлишь слишком, отец.
Побыстрей бы, коль я здесь единственный агнец».   

Дрожит Авраама рука, но приближается к сыну.
Божий Ангел парил над землёй и, увидев ужасную сцену,
с криком на гору слетев, спотыкаясь о пни,
едва успевает схватить занесённую руку с ножом,
и, запыхавшись, еле ворочая языком, тяжёлым, как олово:
«Да разве ж такое может прийти Богу в голову?..»
И, обнявшись, долго-долго вместе плачут они,
и обещают друг другу никому никогда не рассказывать о том.

9 августа 2008

 

игра слов

 

…и пойди в землю Мориа
Быт. 22: 2

трава шалфей – трава марва 1
трава мурава на горе мориа
где сыном жертвовал авраам
где жертвенник построил давид
а сын его храм воздвиг –
первый Господу храм

ещё не покинул аврам вавилон
а шалфеем зарос уже каждый склон
высокой земли мориа
продолжалась история

но не только росла трава
так много значили тогда слова
что от удвоения звука в имени человека
зависели будущие века  

кто-то взошёл на гору
и разглядел менору
в рисунке шалфея

прошлое пролетало жалея
что нет забвения
желая быть замурованным
под травой муравой
травой сальвия травой избавления2
похожей на семисвечник

P. S. Не спалось. Включил свет-ночник.
На экране письмо из Израиля,
чтобы всё исправил я,
ибо земля Мориа – в Самарии.
…Не веришь – приезжай и сам смотри:
нет нигде столько зелени, цветов и шалфея,
чтобы Господу повиноваться, благоговея.
Об
  этом, правда, не сказано в Торе,
так что не лезь ни в какие комментарии. …
И гора Мориа, на которой Храм, –

не та, куда послан был Авраам.
… ТА ГОРА где-то возле Дофана,
где братики в рабство продали Иосифа.
События, прямо скажем, не одного плана,
“факты разной напряжённости бытия”
(цитата из философа Лосева). …

А потом долго идут цитаты из Книги Бытия.

Август 2008

1 В ботанической литературе Израиля принято сирийское название шалфея – марва. Но существует предположение, что у этого на-звания ивритский источник – Храмовая гора Мориа.
2 Salvia – испанское, итальянское, латинское название шалфея, озна-чающее спасение, избавление. В русском языке это название (сальвия) также используется для обозначения видов растений рода шалфей.

 

ОТРЫВОК

1
Какое лето было! У канав
росли ромашки. И произрастали
на самобраной скатерти рюмашки.
Мы пьянствовали среди птиц и трав,
на дне бутылок зеленели дали,
а то и розы красные цвели.
Мы были всех моложе у земли,
у лета, у канав и у ромашек.
Тогда ещё немало было наших,
и мы гордились русским языком,
покуда он не превратился в ком,
застрявший в горле, чтоб не закричали
мы так, как человек кричал в Начале,
в начале человечества, когда
не знала боль членораздельной речи,
и если приходила к ним беда,
то просто ор стоял, по-человечьи…

2
Закат эпохи. Катятся слова
над красными коврами, и оттуда
спешат куда-то тёмными дворами.
Со Спасской башни мудрая сова
вращает шеей, обещая чудо,
и с той же башни красная звезда,
оболганная раз и навсегда
(ни белыми вождями, ни царями,
а братьями родными – Октябрями),
своим свеченьем озаряет путь
в Тмутаракань, во тьму, в стакан и муть.
Мы так… мы понарошку уцелели.
И дело даже здесь не в «новосельи»:
нас унесло в такую тьму и даль,
где нет географических открытий,
а можно просто взять лопату, рыть и…
глядишь, найдёшь червя или медаль.

3
Мы – там: в пространствах утлых, незнакомых,
где нет людей, зверей. Нет никого.
Один лишь свет небесных фонарей.
А так – ни птиц… ни рыб… ни насекомых.
Исчезли все они до одного,
а неба свет разлился по планете.
И, как трава, качаясь в этом свете,
«Мы» наше горемычное мычит…

Ноябрь 2008 г.

 

РИСОВАЛЬЩИК

Взял карандаш отточенный –
и на листе природы
спит человечек точечный,
катятся спящие годы.

Вечная истина вклеена
в клеточки мелкотемья.

Снова сотрёт поколения
тоненький ластик – время.

23 января 2009 г.

 

ШТАМПЫ О ШТАМПАХ

и берег розоватый сонный
и дождь прозрачный невесомый
и книги от отцов – на вырост –
всё говорит что мир прекрасен
что труд разумный не напрасен
и есть на свете справедливость

16 февраля 2009 г., 10:30 утра
Westwood

 

AMAZONA BARBADENSIS1

Крючконосый, длиннокрылый, желтоплечий амазон.
Авокадо, кактус, манго – вот и весь твой рацион.
Ты летаешь с постной рожей,
на осенний лист похожий
и немного – на меня,
хоть с тобой мы не родня.

Ты с далёкой Амазонки, потому ты – амазон.
Желтоплечий – потому что жёлтый на плече шеврон,
гордо вышитый природой
и моей воспетый одой,
ибо маховым пером
отогнать ты можешь гром.

Ты в душе простой, как правда, хоть по виду – фармазон.
В документ о редких птицах ты как жертва занесён.
Ты на острове Аруба
вымер, потому что грубо

обращались там с тобой:
грабежи, отлов, разбой.

Тонет солнце в океане, тьма ступает на газон.
Попугайными цветами стал окрашен небосклон.
Что ты вьёшься над оливой,
попугай мой неболтливый,
и о чём кричишь в бреду
в Ботаническом саду?

14 марта  2009 г.

1 Желтоплечий амазон – птица семейства попугаевых.

 

СТИХИ О БАБОЧКАХ

1
Всё больше тех, кого уж нет.
Всё меньше тех, кто рядом с нами.
Тень бабочки на школьной раме
из прошлых, невозвратных лет
внезапно шевельнёт крылами,
пролив на раму дивный свет...

Гляди, как бабочка легка!
В ней невесомость поплавка
ушла в графический рисунок.
Изгиб крыла её так тонок,
что чётко различим во мгле...
Мы жили-были на земле.

1997

2
Это Бабочкин Сад
в Дана Пойнт.
Каждой бабочки взгляд
будет понят.

Дерева да трава,
да ромашки.
Вылетают слова-
первоклашки.

Говорю: «Улетай-
те, нас бросьте.
Вы же с неба случай-
ные гости».

Жёлто-красный закат
в небе тонет.
Это Бабочкин Сад
в Дана Пойнт.

10-11 июля 2004

3
Глупая капустница,
крылья зря не снашивай.
Пусть они опустятся
на цветок раскрашенный.

Лепестки расплющены,
ярки очертания.
Век, тебе отпущенный, –
здрасьте-до свидания.

Горевать не велено:
всё вокруг – случайное.
Ты взлетишь уверенно –
и умрёшь нечаянно.

11 августа 2005

4

Ире Азаровой

Листья – как бабочки,
бабочки – листья.
Сели на лавочке
Лестер и Литти.

Пыльные улицы,
белые, яркие.
Двое целуются
в маленьком парке.

Слышно адажио,
трав летний лепет.
Крыльев оранжевых
медленный трепет.

В этой цветочной
каше-малаше
знаю я точно
цель жизни вашей.

Где-то на краешке
договорите.
Не улетайте же,
Лестер и Литти!

19 июня 2009

 

В КОФЕЙНЕ, В МАЛЕНЬКОМ ТЕГЕРАНЕ 1

1. Надира

«Кофейное зерно и чайный лист.2
Развилка сумерек и тьмы зажгла витрины.
И вальс обворожительный, старинный,
едва начавшись, переходит в свист.

Я дверь попридержу, ей дав пройти.
Она мне скажет: «Thanks! The place is so lovely!»3  
Я что-то ей в ответ прошепелявлю,
мол, да… не то что дома… взаперти.

Мы с нею сядем рядом у огня,
вполне довольные такой случайной встречей;
и речи про такой чудесный вечер,
и всё такое – лезет из меня…

Ей семьдесят, а мне – под шестьдесят.
Зато она разведена, и персиянка,
и я завоевал её без танка,
и нам не страшен Ахмадинеджад 4.

Бразильский кофе персиянка пьёт,
ест пахлаву моя прекрасная Надира
в кофейне посреди пустыни мира,
запаянной в лиловый небосвод.

26 – 27 июня 2007

2. Интернационал


В кофейне говор иностранный,
в кофейне кофе золотой.
(И сам я здесь немного странный –
мой говор тоже непростой.)

Звук мусульманский, звук гортанный,
не звук – стремительный узор.
А рядом, плавный и пространный,
не говор даже – разговор.

Мы вместе будем кофе пить
и в чёрном кофе боль топить,
пока она не растворится
в безгласных небесах страны,
где все свободны и равны,
а боль – давно уже горчица.

30 ноября 2008

3. Статус-кво

Гаснет небо голубое,
я болтаю сам с собою.
Есть такое статус-кво –
нету рядом никого.

Вот совсем погасло небо,
накрошил я птицам хлеба,
и опять за старый сор…
Стих совсем кофейный двор.

Дело здесь не в ностальгии,
это фокусы другие.

Рядом персы у огня
молча слушают меня.

14 июля 2009

1 Little Tehran – Маленький Тегеран, район компактного проживания иранских  эмигрантов в Лос-Анджелесе близ Вествуд-Виллыдж.
2 The Coffee Bean & Tea Leaf – популярнейшая сеть кофейно-чайных заведений, существующая в Южной Калифорнии с 1963 года.
3 Спасибо! Здесь так мило! (англ.).
4 Махмуд Ахмадинеджад – тогдашний президент Исламской Респу-блики Иран, напугавший половину человечества иранской ядерной про-
граммой (примечание автора для будущих поколений).

 

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

«Баю-баюшки-баю,1
спи, страна, а то убью, –
нас баюкают вожди, – 
спи, а счастье – впереди».

Мы проснёмся спозаранку –
и айда играть в орлянку.

Если выпадет орёл –
ёлки-палки, ёлки… ёл…

Ну а коль решётка, решка…2
Ты, Господь, приди... утешь-ка…

Баю-баю-баюшки…
Нет креста на краешке.

Меж берёз дожди косые3
пол-России покосили.

17 июля  2009

1 Убаюкивать: 1. Укачивая и напевая, заставлять уснуть; || перен. Нагонять дремоту, усыплять. 2. перен. Успокаивать, скрывая неприятное, опасное (см. Толковый словарь русского языка Ушакова).
2 Решка – разговорный вариант слова решётка в одном из его значений: сторона монеты, обратная гербовому изображению (см. Толковый словарь русского языка Ушакова).
3 Строка из популярнейшей в 60-е песни Городницкого.

 

ВОСЬМИСТИШИЯ О БЕССМЕРТИИ

1
В быту, в пространствах, в тишине
ещё жива одна частица,
где люди не грустят во сне:
чего грустить? – Нам снова снится,
что мы не спим и наяву
сияньем радужного спектра1
уходим в листья и траву,
подрагивая чуть от ветра.

1981 (9 ноября 2012)

2
Закрыл глаза, но не простился.
Вначале сон – как ты родился.
Потом – вся жизнь перед глазами.
Потом летишь, хотя ты замер.
Мы принесли на крыльях тленных
и край Земли, и край Вселенных.
Горит звезда за каждым краем.
Мы никогда не умираем.

15 августа 2009

1 Согласно Библии, радуга появилась после всемирного потопа, она –  символ прощения Богом человечества за все ужасные злодеяния, си-мвол союза Бога и человечества (в лице Ноя), и «всякою душею жи-вою во всякой плоти» (Бытие 9: 15); радуга – напоминание Богу о том, что, в частности, означает союз этот: «не будет более истреб-лена всякая плоть водами потопа, и не будет уже потопа на опустоше-
ние земли» (Бытие 9: 11).
«И будет, когда Я наведу облако на землю, то явится радуга [Моя] в
облаке; и Я вспомню завет Мой…» (Бытие 9: 14-15).

 

UNA POESIOLA SENTIMENTALE 1

Лица. И каждое стало значительным,
словно под стёклышком увеличительным.

Складочки-чёрточки – опыт и горе их,
исповедимых путей траектории.

Лица далёкие бабушек, дедушек…
бывших когда-то… любимых… исчезнувших.

28 августа 2009

1 Сентиментальный стишок (итал.).

 

матьтрёшка

пишется слитно, с мягким знаком и с маленькой буквы. матьтрёшка. я придумал это слово как прощальный привет нашей юности, когда бутылка самой популярной водки стоила 2 р. 87 коп., а на оставшиеся 13 коп. поку-пался легендарный плавленый сырок «Дружба», акку-ратно разрезавшийся на три равные части. у этого сло-ва нет никакого конкретного значения. оно такое же ма-лопонятное, родное, пугающее и всеобъемлющее, каким был для нас тогда Советский Союз: матьтрёшка мать-трёшка мать трёшка мат трёшка мат рёшка мат решка орёл мать орёт мать орё… матер-р-рё-ё-ё-ё…

20 октября 2009

 

ФОТОГРАФИЯ

Жизнь пройдёт и в Вечность канет –
разомкнётся круг.
То ли листья, то ли камни
вылетят из рук.

В сны уйдём. В виденья. В небыль –
все до одного.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Девочка. Вода. И небо.
Больше – ничего.

23 ноября 2009

 

* * *

нету ночи нету дня
только крылышки огня
только танец золотой
над проклятой суетой

пляшет плачет плещет пламя
наша жизнь сегодня с нами
мы её играем в лицах
на обугленных страницах

потому что далеки
самородки-угольки
и пропал как лёгкий слог
еле видимый дымок

город смят железным градом
нет тебя на свете рядом
за разрухою – разрухи
за разлукою – разлуки

я остался налегке –
пустота в моей руке

18 марта 2010

 

БАЛЛАДА О ТИХОМ ОКЕАНЕ

Здравствуй, Тихий океан –
шумный да зелёный.
Ты, как свод небесный, дан –
равноудалённый.
Можно сделать первый шаг,
и последний даже –
будешь сам себе дурак
после этой блажи.

Ведь безумная вода
с непокорным нравом
утекает навсегда
по песку и травам.

Выпрямишься в полный рост
посреди Америк.
Дует в дудочку норд-ост,
и мелеет берег.

Друг за дружкой, по пятам –
тёмных волн колонны.
где-то там теперь он, там –
равноудалённый.

Я бегу к его родне,
втягиваясь в тину.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Я его на самом дне,
наконец, настигну.

16 апреля 2010

 

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ

Тёплый воздух. Лёгкий ветер.
И зелёная вода.
Будем долго жить на свете.
Может, будем жить всегда.

Здесь – живые, во Вселенной,
у калифорнийских гор,
русской речью несравненной
гулкий оживим простор,

чтобы не казался странным
рядом с криком диких птиц
свет – над тихим океаном –
давних дум и дальних лиц.

13 июня 2010

 

ЗА КОРАЛЛОВЫМ КАНЬОНОМ
Ночью – Днём – В сумерки

За коралловым каньоном
путь непрост.
Пробегут по древним склонам
тени звёзд.
Между склонами рассели-
ны из лет.
И рассеянных селений
мелкий свет.

За коралловым каньоном
даль нежна.
Между синим и зелёным
тишина.
Между небом и водою
стайки птиц.
Между счастьем и бедою
слепки лиц.

За коралловым каньоном
лишь мираж –
сделал горы серым фоном
карандаш;
тонет в бездне очертаний
виадук,
как летящий из гортани
дикий звук.

30 мая, 24 июня 2010

 

НА ПАТИО

На патио жара. Журчит фонтан.
Скопленье насекомых разных стран.
Апатия с утра – с того и водку дую,
ныряя тухлым взглядом в изгородь живую.

Шумит листвой деревьев череда,
названий их не знать мне никогда,
но виден угол дня, где, напрягая ушки,
поют бездомные собачки и старушки.

1- 2 августа 2010

 

ОПТИМИСТИЧЕСКОЕ

Нет причин бояться смерти:
наше знание – лишь миф.
В человечьей круговерти
это только перерыв.

И, пока мы умираем
да остаток дней блюдём,
нам известно – что теряем,
неизвестно –  что найдём.

Сгинет тело, как солома,
но зато хоть пять минут
от вселенского содома
наши души отдохнут.

1 ноября 2011

 

* * *

 

На третий день, при наступлении утра, были громы, и молнии, и гу тое облако над горою [Синайскою],  и трубный звук весьма сильный; и вострепетал весь народ, бывший в стане.
Исход, 19:16

Всё громче звук Божественной трубы,
стирающий сомненья и печали.
Свободные вчерашние рабы
добро и зло ещё не различали.

Зачем их вёл заика Моисей?
Увидеть гору средь огней и грома?
Ведь каждому не хватит жизни всей
добраться до обещанного дома.

Что ж, Моисей, рассказывай, чуди,
смущай умы и души речью странной,
чтоб  даже голый камень впереди
казался им Землёй Обетованной.

7 июня 2012

 

тихуана
Из цикла «У самого тихого океана»

тихо в тихуане
золотом залив блестит
по волне дельфин скользит
под звездою ранней

тихуана
тихая анна
у тихого океана

19 апреля 2006

 

ВЕНИС-БИЧ

1
Парусники… Венис-Бич…
Небо пасмурно – к простуде.
Чей-то  окрик или клич…
Шлюпки на воде, и люди…

В шлюпке хлюпает вода.
Слава богу, берег рядом.
Те, кто были не в ладах,
жизнь устраивают ладом.

Возле чаек. У огня.
Небо светлое, не гасни!
Мир, в котором нет меня,
всё дороже и прекрасней.

8 января 2011

2
так было и так будет – жить нигде
пока в твой сон или в тебя не кану
здесь город отражается в воде
а вместе с ним – дорожка к океану

рисунки… и лачуг весёлый ряд…
и всё что на песке – вопит “не троньте!..”
о боже как прозрачны как горят
твои ладони в красном горизонте

17 января 2011

 

УТРЕННЕЕ

Ольге

Опять за далью океана
дурачится фата-моргана,
а песенка, что в ней слышна, –
озвученная тишина.

Сегодня виден из америк
весь противоположный берег,
где чутко, будто поплавок,
спит в этот час Владивосток.

8 июня 2012

 

ИНСТРУКЦИЯ

Мне всё равно, в какой лежать земле:
Лос-Анджелес ли, Токио ли, Ржев ли.
С задумчивостью праздной на челе
заройте там, где проще и дешевле.

Покойно будет и душе моей,
и телу – в Богом созданной постели.
Да это и не смерть, на самом деле,
а воссоединение семей.

По центру вбейте голый кол с табличкой.
Какой-нибудь прохожий господин
приблизится в потёмках, чиркнет спичкой
и скажет небу: «Вот ещё один».

24 июня 2012

 

Диптих

1
Пустынно. Графитные сумерки.
Те люди давно уже умерли.
Я просто зашёл к ним на пять минут.
А дольше – нельзя: ведь минуты сомнут.

Когда-то в весёлой беспечности
мы вместе гуляли по вечности.

2
Трава возле рва,
за травой – синева,
а там – океана бессмыслица…
…когда бы не речь… не лица их...

Глагольте, глагольте же истину!
Ведь с вами – я выдюжу, вытяну.

3 сентября 2012

 

НА БАЛКОНЕ

 

Тогда волк будет жить вместе с я нёнком, и барс будет лежать вмес те с козленком; и теленок, и мол дой  лев, и вол будут вместе, и м лое дитя будет водить их
Исаия, 2:4; 11:6

Цветы. Колибри. Солнца свет.
Не жизнь-жистянка – а фиеста.
Но, Боже, сколько тысяч лет
себе мы не находим места!

В ветхозаветной старине
узнаем Слово ненароком.
Но льётся кровь, горит в огне
обещанное нам Пророком.

*
Где небо сходится  с горой,
видны дома; но я там не был.
Когда-нибудь придём домой
и будем вместе – Мы и Небо.

15 октября 2012

 

ЧИТАЯ КЛАССИКОВ

 

Пока сердца для чести живы
Пушкин

Нам не дано предугадать
Тютчев

Пока жива родная речь,
пока воспоминанья живы,

нам есть что на Земле беречь,
и все сомненья в этом – лживы.

Но в новый, наступивший, век
страшит народов разобщённость.
Весь опыт мировой – Ковчег
да Замысла невоплощённость.

В начале мира и в конце,
зажмурившись от слёз и грома,
стоим, как дети на крыльце
полуразрушенного дома.

24 октября 2012

 

ОТЗВУК
Читая «Улисса»

 

Луна сверкает, зренье муча.
Бродский

И только. На дворе живой собаки нет.
Пушкин

Солнце, воздух и вода…
Из популярной спортивной поговорки

Солнце. Небо. И вода.
Суша. Зелень. Воздух. Птицы.
Звери. Люди. Города.
Просто города. Столицы.

Царь. Богач. Бедняк. Народ.
Суета сует и судеб.
Спит дурак, разинув рот.
Правда спит в объятьях судей.

Книги. Лозунги. Ни зги.
Труд во имя. Ради денег.
Гадят внешние враги.
Врёт интеллигент-бездельник.

Надо сеять и полоть.
Надо жить, рожать и сеять.
Просит наслаждений плоть.
Не хватает. Просят все ведь.
 
Ругань. Войны. Пуля в лоб.
Тюрьмы. Пытки. Униженья.
Мир искусств. Цветы на гроб.
Видимость преображенья.

12 ноября 2012

 

РАННЕЕ УТРО

Ещё сиреневый рассвет,
ещё не золотой.
И самый первый, робкий, свет
над сушей и водой.

Мир заново рождён. Итак,
чтобы его спасти,
всего-то нужен первый шаг
на правильном пути.

18 ноября 2012

 

ПОСЛЕДНИЙ ШАНС

Тебя, Неуправляемая Сила,
приветствую, пока не покосила
всех в назидание, а также, для порядку,
не превратила шар земной в яичко всмятку.

Мы здесь живём, нам развернуться есть где!..
А с пустырей, помоек и созвездий
нам подают таинственные знаки
коты бездомные, бездомные собаки.

27 ноября 2012

 

ЕККЛЕСИАСТ

 

Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к  месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь.
Еккл., 1: 5-7

1
Восходит оно и заходит,
и к месту спешит своему,
где снова, как давеча, всходит,
и нет измененья сему.

Идёт ветер к северу, к югу,
кружит на ходу на своём,
на кру́ги вернётся по кругу,
и снова – кругом да бегом.

Все реки текут себе в море,
не могут наполнить никак:
к началу текут, при повторе
опять чтоб туда ж течь. Итак,
товарищ мой с детства бухает,
злодеи интриги плетут.
И кровью земля набухает,
и красные розы цветут.

Мы будем усерднее втрое,
отечеству будем служить.
За правду умрут все герои,
все трусы останутся жить.

Не плачьте, Наташи и Маши.
Ведь кто-то же должен пропасть
за детство счастливое ваше,
за чьи-то богатства и власть.

2
Убийства, грабёж, разрушенья…
Когда же придёт им конец?
Ведь не было же разрешенья?
Ведь правда, Небесный Отец?

И скажет Отец: «На минуту
бесстрастно, а может – скорбя,
представьте: вы – ЗДЕСЬ, и как будто
глядите на бывших себя».

В смятеньи мы очи прикроем –
взглянуть на себя свысока:
и будто над вечным покоем
под нами летят облака.

Рассыпались, что ли, утопли,
расплавились до одного
все наши моленья и вопли?
Не слышно совсем ничего.

Лишь тягостней бремя пороков,
рискованней времени бег.
Ведь мы, убивая пророков,
немыми остались навек.

Мечтать об иных мирозданьях?
Ведь мы – в оптимальной среде,
где память о ближних и дальних –
и та, как круги по воде.

11 декабря 2012

 

* * *

 

Найди пылинку дальних стран
Блок

Кусочек счастья – Венис-Бич.
Песок с травою под ногами.
Темнеет день. И птичий клич
над тёплым берегом – кругами.
Здесь люди, музыка, огни
и лучшее на свете пиво.
И даже тем, кто здесь одни,
ты жить не запретишь красиво.

Ещё по кружке и по сто –
и быть нам с мировым гражданством.
На этом пятачке никто
не связан более пространством.
И взгляд летит за океан,
ловя пылинки дальних стран.

7 января 2013

 

* * *
Горит огонь на берегу.
Нет никого на пристани.
Но волны в пене на бегу
покажутся неистовы.

Всё, что копилось в глубине
и напиталось силою,
сойдётся в первой же волне
мольбой безсловной, сирою.

Как будто целая страна,
восходит неуверенно,
над миром-морем, как волна,
не достигая берега.

11 января 2013

 

ПРОСТАЯ АРИФМЕТИКА

Пока живём мы в этом мире,
проходим: дважды два – четыре.
И тянется последний вздох
от дважды двух – до четырёх.

19 января 2013, 08:50 утра /по московскому времени/

 

«СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ…»

Ни материи, ни духа.
Только видимость и вид.
В нашем билдинге разруха:
лифт сломался и стоит.

В доме двадцать два еврея
и двенадцать христиан.
Помогите же скорее
пролетариям всех стран.

Но никто не помогает,
а здоровье – не ахти…
Сто ступён превозмогает
тот, кто не упал в пути.

Им нужна от жизни малость,
но её сокрыла даль.
А всего-то поломалась,
может быть, одна деталь.

20 мая 2013

 

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

 

в изголовье поставьте
ночную звезду
Ярослав Смеляков

Я родился в год пустой
между строк и многоточий.
Бархат чёрно-золотой
у калифорнийской ночи.

Рассказала мне звезда,
подплывая к изголовью,
что прощаюсь навсегда
с первою своей любовью.

Коли так – не многословь,
ей и скажешь по секрету:
«Здравствуй, первая любовь,
не было другой и нету.

Несложившийся дуэт
разве кто из нас забудет?
Ты и есть мой ясный свет,
нет другого и не будет».

Так я бредил в полусне,
в сожаленьях весь, в обиде.
Наконец, наедине,
в первый раз её увидя,

«Ах, не плачьте, – я изрёк, –
я того совсем не стою…»
И кружился мотылёк
в свете фонаря звездою.

20 мая 2013

 

* * *

Перестанем удивляться,
позабудем все тревоги.
Птицы к берегу слетятся,
океан омоет ноги.

Водка с перцами – в охотку.
Блюз плывёт, роняя звуки.
Нас попросят сделать фотку
две девчонки из Кентукки.

Пролетят тысячелетья,
речь рассыплется на слоги.
Силуэты в лунном свете,
это мы, одни их многих.

22 июня 2013

 



БиографияСтихотворения Поэмы Проза Из записной книжки
АрхивБиблиографияО поэзии Эдуарда Прониловера